— Это серьезное и важное по своим последствиям решение, — сказал Дернбург. — Если вы действительно решили полностью изменить свой образ жизни, то помните, обязанности, которые вас ждут, нелегки; может быть, они потому только и прельщают вас, что совершенно новы и незнакомы вам. Вы не привыкли к постоянному труду…
— Но я привыкну, — перебил Вильденроде. — Вы часто в шутку называли меня своим ассистентом, будьте же теперь моим настоящим учителем и наставником. Вам не придется стыдиться своего ученика. Я убедился, наконец, что надо работать и созидать, чтобы быть счастливым, и я буду работать. Исполните же наконец мою просьбу! Вы позволили Эриху быть счастливым, неужели вы откажете в счастье Майе?
— Поживем — увидим! Через три недели свадьба Эриха, Майя вернется в Оденсберг и…
— Тогда я могу просить руки моей невесты! — бурно воскликнул Оскар. — О, благодарю вас, мы оба благодарим нашего строгого, но такого доброго отца!
Легкая улыбка осветила лицо Дернбурга, хотя он и не выразил согласия, но и не отверг благодарности.
— Однако довольно об этом, Оскар, — сказал он, впервые называя его так фамильярно. — Иначе кто знает, чего вы добьетесь от меня своей бурной настойчивостью, а у меня есть еще дело; сейчас должен явиться Эгберт, он приедет сегодня с докладом из Радефельда.
Сияющее выражение на лице Вильденроде погасло, и он заметил вскользь с деланным равнодушием:
— Господина Рунека теперь, вероятно, просто осаждают: ведь в его партии царит такая суета, что дым стоит коромыслом.
— Да, — спокойно ответил Дернбург, — господа социалисты храбрятся и петушатся донельзя; кажется, они собираются даже впервые выставить собственного кандидата на выборах.
— Это правда. А вы знаете, кого они наметили?
— Нет, но полагаю, что Ландсфельда, который при всяком удобном случае разыгрывает роль вождя. Впрочем, он не больше как агитатор, для рейхстага он не годится, а Партия социалистов обычно знает своих членов от и до. Но ведь здесь все дело в том, чтобы попробовать свои силы; серьезно оспаривать у меня кандидатуру социалисты не собираются.
— Вы полагаете? Может быть, у господина Рунека имеются более точные сведения на этот счет.
Дернбург нетерпеливо пожал плечами.
— Разумеется, Эгберту придется теперь принять окончательное решение, он знает это не хуже меня. Если он будет заодно со своей партией, то есть в данном случае против меня, то между нами все будет кончено.
— Он уже решил, — холодно сказал Вильденроде. — Вы не знаете имени вашего соперника, а я знаю; его зовут Эгберт Рунек.
