Цецилия встала и, не отвечая на упрек, мрачно сказала:
— Я была на Альбенштейне.
— На Альбенштейне? Какое сумасбродство! Какая невероятная глупость!
— Перестань, дело вовсе не в этом, — горячо перебила барона девушка. — Я встретилась там с… с другом Эриха, и он сказал мне… Оскар, что произошло между тобой и этим Рунеком при первой встрече?
— Ничего! — холодно отрезал барон. — Может быть, я и видел его тогда — это возможно, такую личность нетрудно не заметить, но, во всяком случае, я не говорил с ним и даже не знал, что он был свидетелем одного неприятного происшествия, которое случилось в тот вечер.
— Какого происшествия?
— Оно не годится для твоих ушей, дитя мое, а потому мне было бы неприятно, если бы Рунек рассказал тебе о нем. Что именно он сказал тебе?
— По-видимому, он заранее предположил, что я знаю, в чем дело, и позволил себе делать какие-то намеки, которых я не поняла, но за которыми должно крыться что-то ужасное.
— Как он смеет! — воскликнул Оскар.
— Да, он смеет подозревать тебя, а со мной обращается, как с твоей сообщницей. Он говорит, что знает о твоей жизни больше, чем тебе может быть приятно, он назвал нас авантюристами! Но ведь ты потребуешь у него объяснения, ответишь ему так, как он этого заслуживает, отомстишь за себя и меня?
Вильденроде был бледен и стоял с омрачившимся лицом и сжатыми кулаками, но молчал; бурного взрыва гнева и негодования, которого ожидала Цецилия, не последовало.
— В самом деле он сказал это? — медленно спросил он наконец.
— Слово в слово! И ты… ты ничего не отвечаешь?
— Что же мне отвечать? Уж не требуешь ли ты, чтобы я принимал серьезно такую бессмысленную чушь?
— Он относился к этому серьезно, и, если, как он говорит, в настоящее время у него нет доказательств, то…
— В самом деле? — Оскар расхохотался насмешливо, торжествующе, и глубокий вздох облегчения вырвался из его груди. — Ну, так пусть поищет этих доказательств! Ничего не найдет!
Цецилия схватилась за кресло, возле которого стояла; от нее не ускользнул этот вздох, и ее глаза с ужасом устремились на брата.
— У тебя нет другого ответа, когда задевают твою честь? Ты не потребуешь от Рунека объяснений?
— Это мое дело! Предоставь мне разделаться с этим человеком. Тебе-то что до этого?
— Какое мне дело, когда оскорбляют тебя и меня? — вне себя от гнева крикнула Цецилия. — Назвать нас авантюристами, жертвой которых стал Оденсберг! И он смеет делать это безнаказанно! Оскар, посмотри мне в глаза! Ты боишься наказать этого Рунека, ты боишься его! О, Боже мой, Боже мой! — и она истерически разрыдалась.
