— В самом деле? — протяжно произнес барон, с каким-то странным выражением посмотрев на фигуру графа, исчезавшего за деревьями.
— Как бы мне незаметно прокрасться в свою комнату? — сказала Майя, не обратив на это внимания. — Папа рассердится, если увидит меня.
— Да, он будет бранить вас, — с ударением сказал Вильденроде. — Мне самому хотелось бы сделать то же. Когда начался дождь, я пошел в парк искать вас и вдруг узнаю от садовника, что час назад вы ушли в лес. Какая неосторожность! Неужели вам совершенно не приходило в голову, что ваши домашние могут встревожиться… что я буду беспокоиться о вас?
Этот вопрос вызвал на лице девушки яркий румянец.
— О, беспокоиться совершенно не стоит; здесь, в Оденсберге, меня знает каждый рабочий, каждый ребенок.
— Все равно, впредь вы не должны уходить так далеко без провожатого. Вы обещаете, Майя, не правда ли? А в залог того, что вы сдержите слово, я попрошу у вас это, — и барон вдруг, как будто шутя, выхватил из ее рук ветку цветущей яблони.
Майя взглянула на него не то испуганно, не то недовольно.
— Мою ветку? Нет! На каком основании я должна отдать ее вам?
— Потому что я прошу.
— Нет, господин фон Вильденроде, я не отдам этих цветов.
Молния гневного изумления сверкнула в глазах барона; он не ожидал, что это «дитя» способно на такое резкое сопротивление, когда дело касалось его желания. Это подзадорило его во что бы то ни стало настоять на своем.
— Вы так дорого их цените? — спросил барон с жесткой насмешкой. — Кажется, и граф чрезвычайно ценит их. Не имеет ли этот «знак примирения» какого-нибудь тайного значения для вас обоих?
— Это была шутка, ничего больше! Виктор — товарищ по детским играм.
— А я для вас чужой — вы это хотите сказать, Майя? Я понимаю! — В его словах слышалась горечь.
Ее карие глаза испуганно и с мольбой посмотрели на него.
— О нет, я не думала этого, право, нет!
— Нет? А между тем вы зовете его по имени, тогда как я остаюсь для вас господином фон Вильденроде. Как я просил вас хоть один единственный раз произнести мое имя! Я никогда не слышал его из ваших уст.
Майя ничего не ответила и стояла неподвижно, с пылающими щеками и потупленными глазами; она чувствовала на себе его горячий взгляд.
— Неужели вам так трудно звать меня по имени? Ведь я имею право требовать этого как будущий родственник. В самом деле так трудно? Ну хорошо, я не буду настаивать, чтобы вы называли меня так в присутствии других, но сейчас мы одни, и я хочу слышать свое имя… Майя!
