— Да, нет же, уважаемое Время, я просил заверений относительно моей дальнейшей жизни, но только не тех, что дают страховые компании из небоскребов квартала Дэфанс… не их.
Хотелось бы иметь страховку от обволакивающего подобно савану, леденящего одиночества. Однако поздновато, я заражен вашей идеей и тоже говорю о смерти. Скажите же, есть правда ль в том, что в гараже её храните за спасибо Вы автомобиль свой? И поставляете взамен клиентов ей. Подождите, так вы зазывала! Нет, сводница! Ничего себе житуха, не так ли, уважаемое Время?
— Мне не о чем жалеть.
— И об этом говорите Вы… хотя всё относительно и не мне вас учить. Ну, хорошо, Вы этого не знали. Не можете же Вы знать всё, что говорят на Ваш счет, который, между нами говоря, не так уж и плох. Кстати, Вы-то вкладываете во что? В годы, в войны, в публичные телелотереи? В череду веков? В остановки на крестном пути к Голгофе? Говорят, будто бы их четырнадцать, и у нас, пока что, была лишь первая. Браво! Это обнадёживает!
Не желаете ли апельсин? Он одного цвета с забытым ею впопыхах свитером.
Хотя Вы же не ведаете о подобной пище…
Я очистил бы его для Вас, он полон витамина С, и от них не полнеют. Разве толст я? Я тощ, неприметен. Виной тому не несколько взорвавшихся в моей клетке апельсинов, а навечно запечатленный в воздухе этой комнаты аромат её духов, рисунок её движений. Она то, чем переполнена моя грудь, и она может разнести меня вдребезги… она, она, она… и, уважаемое Время, перестаньте же наконец втискиваться между нами.
