…Я довольно долго топтался на каменных ступенях ашрама, но Миракл так и не появилась. Это понятно. Мы встречались по субботам, а был только четверг. Я переместился к ней, в комнату, в которой как-то провел ночь. Прошел по дому, в поисках, но все натыкался на ее домашних — на братьев, родителей (понятно, что Очкарика с женой), набрел даже на какую-то старуху. Наконец, нашел и ее. У нее была небольшая комната, но очень славная. Разве что, по мне, слишком много мягких игрушек, почти столько, сколько всякой дребедени у моей матери на кухне. Конечно, Миракл тоже спала. Сон это сон, может он и похож на «путешествие», но это не «путешествие». Встретиться с ней в ее сне было невозможно. Я пристроился у нее в ногах и стал ждать. Мать всегда говорила, что я очень нетерпеливый. Чтобы она сказала сейчас! С возрастом я меняюсь. Я смотрел на лицо Миракл, очень красивое и спокойное… Даже не знаю, с чем можно было бы его сравнить. Наверное, красоту можно сравнить только с красотой… Ну там с цветами и прочим. Я всегда над этим смеялся, а тут подумал — это действительно так. Лицо Миракл можно было сравнить только с цветком. Чего я ждал? Ведь если Миракл проснется, я все равно не смогу с ней встретиться. Но я знал, что есть очень хорошее время между сном и явью, когда она сможет скользнуть мне навстречу, хотя бы на минутку. Только бы ее не позвали! Только бы не прибежал ее маленький брат! Я сидел так долго, несколько часов… Вот и говорите, что я не терпеливый! Вдруг ресницы Миракл дрогнули, во сне она глубоко вздохнула. Я весь напрягся… И тут она действительно выскользнула из своего тела и оказалась рядом со мной.
— Откуда ты тут взялся? — «спросила» она удивленно.
Я рассказал все. В это время случилось то, чего я и боялся. В комнату ворвался ее маленький брат и с радостными детскими криками (довольно идиотскими на мой взгляд) бросился к ней. Миракл мгновенно вернулась в свое тело. К моему счастью, я успел сказать ей самое главное, даже адрес.
— Возвращайся, — сказала она, обнимая ребенка и глядя куда-то в потолок, — Я сделаю все, что смогу.
На другой день Вася Че уже не плакал, но вид у него был совершенно сломленный.
— Ничего, — подбадривал я его. — Как-нибудь прорвемся.
По-моему, он мне не верил.
В этот день нас еще несколько раз кормили Ролтоном и столько же раз выводили в туалет. Опять приходил Фотограф, опять фотографировал, что-то у него не получалось и из соседней комнаты доносились крики и ругань. Потом один из смуглолицых принес мокрое полотенце и Фотограф сказал нам протереть им лицо и брезгливо протянул свою расческу. Вечером под батарею положили два ватных одеяла, но мы все равно спали плохо. Вася Че так вздыхал и сопел — что просто не передать. Я опять побывал дома, и мать, ни о чем не подозревая, опять укрыла меня одеялом. Как здорово, когда у матери много работы!
