Как бы то ни было, вот уже почти год я тружусь в мюнхенском музее под началом милого герра Шмидта, и профессор давно признал, что свое жалованье я отрабатываю на совесть. Он даже не возражает, что в рабочее время я балуюсь литературой — пописываю любовные (ну ладно-ладно, согласна, порнографические) романы. Главное, чтобы справлялась с неотложными вопросами. Но давайте посмотрим правде в глаза — в средневековой истории не так много неотложных вопросов.
«Хитрый» взгляд профессора упал на пачку отпечатанных листов, покоившихся сбоку от моего левого локтя.
— Как идет работа над книгой? — поинтересовался он. — Удалось вызволить героиню из борделя?
— Она не в борделе, — объяснила я в пятый или шестой раз. Наш герр Шмидт слегка помешан на борделях. С литературной, разумеется, точки зрения. — Она в гареме. В турецком гареме... м-м... в Альгамбре.
В глазах профессора сверкнул знакомый блеск, сугубо научного, конечно, толка.
— Но Альгамбра никогда не принадлежала туркам...
— Да я это знаю, но читатель-то не знает. Вы слишком озабочены точностью, дорогой герр профессор. Потому-то в отличие от меня и не можете написать непристойную книжонку, которую глупые дамочки рвали бы из рук. Но сейчас у меня, увы и ах, творческий застой. Уж слишком много опусов про турок и гаремы развелось в последнее время. — Я вздохнула. — Битый час пытаюсь придумать какое-нибудь оригинальное проявление похоти, но все впустую... Нелегкий это хлеб — похабные романы, скажу я вам.
Профессор Шмидт задумчиво сдвинул бровки-запятые, явно намереваясь подстегнуть мое воображение. Я не жаждала познакомиться с его представлениями о похоти, а потому поспешно переключилась на другое:
— Но я вас отвлекаю, герр профессор. Вы что-то хотели сказать?
— А-а... — Шмидт бросил на меня очередной «хитрый» взгляд и стремительно выдернул руку из оттопыренного кармана.
Пистолета в ней, разумеется, не оказалось. Я этого и не ждала. А ждала я пригоршню конфет или булочку. Своим основательным брюшком герр Шмидт обязан бесконечным «перекусонам». Но на сей раз это были не сласти...
При виде предмета, который сжимали пухлые пальчики профессора, у меня перехватило дыхание.
Пусть данная фраза не вводит вас в заблуждение. Это не та книга, где героиня то и дело взвизгивает, падает в обморок и ловит ртом воздух. К вашему сведению, к обморокам я склонна не больше, чем к облысению, да и удивить меня не так-то просто. И вовсе не потому, что годов моих не перечесть, — я все еще пребываю с нужной стороны от тридцатника, — просто из-за своих неудачных внешних данных я приобрела большой жизненный опыт.
