Одним движением он сдвинул выгоревшую добела пилотку на темные упругие брови, руки уперлись в — бедра, правая нога легко и плавно зашла за левую, и кончик сапога уперся в бетон. На нижней выпуклой губе перекатывается травинка, зеленая, тоненькая (эти травинки прорастали на стыках бетонных плит, и мы потом каждое утро выдирали их)…
Он выплюнул травинку, и рот его заходил, как красный круглый эспандер под сильной рукой:
— Теперь вы — второй взвод первой учебной роты. Я — командир первого отделения. Старший сержант Хоменко — заместитель командира взвода…
— Нам сказали…, - вылетел голос.
— Отставить разговоры в строю! — красный эспандер с силой сжимал слова. И они выпрыгивали упруго и тяжело. — Вы теперь не на гражданке. Ну ничего, вы это скоро поймете.
Небо проступало все ясней, ветерок поддувал в голый затылок; мелькали серыми мгновениями птицы, разбрасывая звонкий крик, а еще выше — самолет разрезал синь белой дымной полосой… Форма, до чего она шероховата и тверда, стискивает все тело…
— Напря-фу!
* * *
Юрченко привел нас в белое здание — столовую. Много-много круглых покачивающихся голов над длинными столами, быстрый стук ложек… Учебная рота завтракала.
Окружили свободный стол, посыпались на дощатые лавки.
— Вста-ать!
Над столом нависал тот, «ночной» сержант, как его? Хоменко…
— Команда «Садись» была? — Он стоит и смотрит сразу на каждого из нас. В тишине слышно, как застывают снова тела, воздух позванивает, позванивает…
— Садись!
Сели, и воздух сразу заходил волнами: застывшие тела начали опять шевелиться — сначала один, потом еще, а потом со всех сторон полетело:
— Хлеб передайте!.. Э, куда ты мой чай тащишь?.. Че, самый голодный, шо ль?..
— Встать!! — Хоменко снизу врезал ногой по столу — подпрыгнули миски, брызнули жидкой кашей. — Выходи строиться!
Головы тоже подпрыгнули, и все шумно потекли на солнце, построились. Кто-то говорил кому-то:
— Из-за тебя!
— Пошел ты… — отвечали.
Хоменко шагнул к говорившему, короткий глухой звук — и тот провалился во вторую шеренгу.
— Нале-фо! Шаге-арш!
Пришагали к подножию сопки. По команде остановились по колено в зыбкой траве, просвечивают белые камушки, похожие на воробьиные яички.
— Так, завтракать мы не хотим, — Хоменко цвиркнул слюной в траву. — Так, жалко, ружпарк закрыт, ОЗК[2] бы вам. Общевойсковой заменитель кайфа. Ладно, обойдемся… — Он поднял голову, посмотрел на небо, и я увидел, как на шее его разбухают жилы. — Упор лежа… принять!
