— Бычара колхозная!
— Разучились здороваться? — усмехнулся разводящий и вновь вскинул руку: — Здравствуйте, товарищи!
Караул, медленно набирая воздух в точно одну грудь, весь приподнялся, раздулся, и…
— ЗДРА-ЖЛА-ТОВА-МАОР! — прокатилось оглушительно.
— Все могут нести службы? — спросил майор, подойдя совсем близко. У него было гладкое бледное лицо с темными красивыми глазами. — Больные есть?
— Никак нет! — отвечал караул.
— Перваяшеренгавпередшаго-оом… марш!
Загрохали сапоги, майор скомандовал: «Стой!» и пошел между шеренгами с правого фланга. Помощник зашел с левого.
Вот майор остановился за спиной стоящего справа от меня.
— Почему две пуговицы сзади! Где еще? — Его голос стучал в затылок солдата. Тот повернулся кругом. Я, затаив дыхание, старался стоять как можно прямей. — Кто командир отделения? Чей солдат?
— Я, сержант Зайцев, товарищ майор, — тоже поворачиваясь, выпалил Зайцев.
— Оч-чень плохо, сержант, что вы — командир отделения!
Разводящий двинулся дальше.
Пройдя обе шеренги, он вышел на середину, сморщил нос.
— Это какой взвод?
— Второй, товарищ майор, — отозвался Войтов — помощник начкара.
— А ну позовите мне Аржакова, — быстро проговорил майор. И выругался. Цвиркнул слюной в сторону.
Смеркалось. Метель выплясывала все неистовей, а майор, не обращая внимания, стоял, заложив руки за спину, смотрел куда-то поверх голов.
Пришел комбат.
Разводящий недовольно посмотрел на его одутловатое лицо с бугорками под глазами и спросил, показывая рукой в черной тугой перчатке на кого-то в первой шеренге:
— Сколько этот солдат служит?
— Полгода, товарищ майор.
— Так почему у него шинель такая, будто он три войны в ней прошел?
Комбат молчал, глядел на замкомвзвода. Замкомвзвода косился на Зайцева.
— А вот у этих вот орлов, — тыча черной рукой в сторону второй шеренги, дергал губами штабник, — шинели — хоть на выставку посылай. В Париж, так вашу мать!
Комбат что-то говорил ему, видно было только, как медленно шевелились его губы, разводил руками. Бледный майор морщился, наклонив голову в его сторону. Наконец он оттянул рукав шинели, посмотрел на часы — и набрал воздуху в грудь:
— Равняйсь! Смирна! Слушай приказ… Он отдал приказ и, пятясь спиной, отошел к темнеющему зданию. Остроусый прапорщик — начальник караула — рявкнул:
— Напрря-фу! Шя-геоом…
Покачнулись головы — все в одну сторону, тела разом подались вперед, напрягаясь…
— Мэршь! — выстрелило коротко.
И — ряд за рядом — двинулась серая густая масса. Передние уже заворачивали где-то там в клубах метели, громко отбивали шаг на месте — поджидали, когда хвост выпрямится. Стук сапог нарастал, и вдруг самый первый ряд, где шагали сержанты, легко и плавно отделился от грохочущей массы, резко прянул в несущуюся навстречу метель, — и пошел вбивать сапоги в гудящий бетон, за ним — второй ряд, третий, четвертый… Впереди взметнулся голос начкара:
