Фауст был глубоко потрясен величием души отважного борца и немедленно отправился к министру, чтобы изобличить его в несправедливости и пристыдить. А дьявол уже прекрасно понимал, что в основе страстного свободомыслия доктора Робертуса коренятся совершенно иные чувства.
Министр их сразу же принял. Горячо, смело и свободно говорил Фауст об ужасном положении доктора Робертуса и о благородстве его убеждений. Он указывал, как сильно может повредить славе министра то обстоятельство, что в жертву деспотизму он приносит человека, которого некогда называл своим другом. Фауст дал ему понять, как легко у каждого человека может возникнуть мысль о том, что министр руководствовался чувством личной мести, страхом и желанием освободиться от зоркого свидетеля своих действий.
— Если ваши действия справедливы, — прибавил он, — вам незачем его бояться, а если вы на самом деле человек такой, каким он изобразил вас, то этой казнью вы лишь подтверждаете справедливость его мнения о себе, и все увидят, что вы просто корыстолюбец и завистник, угнетающий своих сограждан.
М и н и с т р: Я вас не знаю и не спрашиваю, кто вы. Каков мой образ мыслей, вы можете увидеть из моего отношения к вашей навязчивости, вашим упрекам и обвинениям. Подумайте сами, имеете ли вы право говорить со мной таким образом, основываясь на одних только слухах и не зная общего положения дел у нас в стране. Я допускаю, что вами руководит только сострадание, и поэтому я вам отвечу. Я был и по-прежнему остаюсь другом доктора Робертуса и жалею, что в его лице должен передать в руки правосудия человека, который своими дарованиями мог бы быть полезен своему отечеству, если бы он не предпочел использовать их во вред ему. Я не стану доискиваться причин его заблуждений, — оставлю это на его совести. Я долго терпел его опасное безумие, но так как он волновал народ, о благе которого я обязан заботиться, так как он возглавил народное возмущение, то он должен умереть, как должен был бы умереть и мой собственный единственный сын, если бы он затеял нечто подобное. Не я, а закон осудил его, он знал этот закон и знал, какие последствия влечет за собою вооруженное возмущение. За свои действия я готов отвечать перед всем миром. Я думаю лишь о спокойствии и счастье народа, который когда-нибудь поймет, что именно я был ему отцом. Если вы не хотите судить только по первому впечатлению, то останьтесь здесь, и если через некоторое время вы сможете в несколько более скромной форме сказать мне что-нибудь полезное для моего народа и для меня, я всегда готов вас выслушать.
