Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад | страница 33

. Разве они не живут совершенно довольные под игом феодальной тирании, при которой каждый кто хочет и как хочет дерет с них шкуру? Донеслось ли до тебя из этой страны за последние столетия хоть одно слово возмущения против тирании? Выражение немецкая свобода, правда, есть в их языке, но они не знают еще магических слов, доводивших других сынов праха до безумия: права человека и равенство. Потому среди немцев не могут появиться люди, делающие честь аду. Долой немцев! Они слишком любят законность, слишком чтят свою жалкую мораль, государственный порядок и долг верности монарху. Еще не было случая, чтобы представитель этого народа, нисходя в ад, проявил достоинство и величие. Вот лучшее доказательство, что среди них нет выдающихся умов. Я имею в виду тех, кто смело критикует все жизненные отношения, кто стремится завладеть алмазным щитом самостоятельной мысли, о который разбиваются все небесные и земные предрассудки. Покажи мне человека, который готов рискнуть своей душой, чтобы сохранить силу и величие, — и я отправлюсь на землю!

С а т а н а: Левиафан, неужели дьяволов, как и сынов праха, должны ослеплять предрассудки? Человек, который нам нужен, может родиться в любой стране. Фауст тебе это докажет. Он — один из тех, кого природа создала для великих дел, кого она одарила жгучими страстями и наполнила духом возмущения против давних договоров человечества. Когда такой дух прорывается сквозь эту паутину, он похож на пламя, которое, чем сильнее оно бушует, тем быстрее уничтожает материю, дающую ему жизнь. Фауст — один из тех зараженных эстетизмом философов, которые хотят постигнуть воображением то, что недоступно холодному рассудку. В случае неудачи они смеются над всяким знанием и провозглашают своим божеством чувственную страсть и наслаждения. Подымись же на землю, Левиафан, скоро в Германии запылает огонь, который охватит всю Европу. Семена безумия уже пускают побеги, которые будут разрастаться и жить столетиями, ибо немец не скоро откажется от того, за что однажды взялся.

— Браво, ваше сатанинское величество! — крикнула вдруг одна из теней, более высокого ранга, в почтительном ожидании стоявшая за спиной сатаны. — И пусть скептик это запомнит. Да, за что немец однажды взялся, того он уже не бросит!

Дьяволы удивились смелости жалкой тени, но балет и изобретение Фауста привели сатану в столь благодушное настроение, что он, милостиво взглянув на тень, спросил:

— Кто ты, жалкий призрак?