— А как прочески? — снова спросил Черняк. — На себе испытал: эффективное средство. В лесах шерстили?
— Прочески пока исключены. Где прочесывать?
— Местные жители помогают?
— Присматриваются, Геббельс выветривается с трудом...
В чересполосице вопросов-ответов прошла большая часть пути. В Зеебург прибыли затемно. На контрольно-пропускном пункте посветил фонариком кто-то невидимый:
— Проезжайте, товарищ капитан!
— Даешь ты, Васин, — заворчал Грошев. — Вначале ослепил, потом гонишь прочь. Как тут без меня?
— Нормально, товарищ капитан. Без чепе...
Осторожно маневрируя в узких улочках города, машина выбралась на рыночную площадь, прошла еще несколько сот метров и въехала во двор бывшего артиллерийского училища.
— Прошу прямиком ко мне, — гостеприимно сказал Грошев.
Дежурный пограничник козырнул капитану.
— Все на месте? — спросил у него Грошев.
— Так точно.
По широкой лестнице они поднялись на второй этаж. Грошев распахнул дверь кабинета. Лейтенант, по-видимому дремавший, встрепенулся и вскочил из-за стола:
— Наконец-то!
Обращаясь к новоприбывшим, Грошев представил:
— Знакомьтесь, Михаил Митрохин — бумажная душа нашей группы.
— Мне ваши сводки, товарищ капитан, — моментально взвился Митрохин, — по ночам мерещатся, вроде привидений. Из-за них живого дела не вижу. Я же оперативный уполномоченный, не секретарь-машинистка.
— Ладно-ладно, — прервал его Грошев. — После об этом.
Потом Черняк узнал: Митрохина включили в группу третьим после Грошева и Бугакова — старшего лейтенанта, человека могучего телосложения и завидной реакции. И хотя капитан просил не давать ему «стажеров», с Митрохиным ему повезло. Задиристый, старательный и работоспособный, Митрохин успевал во всем, несмотря на то, что оперативный опыт у него был еще невелик. Митрохин снял с Грошева часть канцелярской работы — той обязательной писанины, которая закрепляет результаты труда. Миша умел писать быстро: навострился в бытность литсотрудником молодежной газеты.
Андрей чаевничал со всеми в кабинете Грошева, прислушивался к незамысловатому разговору. Напротив Андрея крутил ложечку в стакане Иван Николаевич. Как сильно постарел Грошев: ввалились глаза, прорезались стрелки морщин, выше поднялись залысины. Не сомневаюсь, думал Андрей, он и во мне откроет перемены. Скажет, заматерел Андрюха, растерял юность на военных перепутьях, поскучнел душой...
Грошев перехватил изучающий взгляд Андрея, поднялся из-за стола:
— Отбой, товарищи!
...За темно-зелеными занавесками — тесная каморка, «хоромина» Грошева. Кровать, на которую улегся Андрей, стоит у тыльной стороны камина, выходящего парадной в грошевский кабинет. На изумрудного цвета изразцах — прихотливый орнамент: вязь репейника и роз. Вверху замковый изразец с ликом сатира. В изголовье кровати — квадратный столик с лампой под газетным абажуром, на нем подшивка «Фронтовой иллюстрации», стопка книг. Андрей вытянул наугад один из томиков, открыл страницу:
