, взят он был в Преображенский полк, где в скором времени выслужил чин сержанта. Дочь Елизавета, осиротевшая в неполные 14 лет, до поры воспитывалась в Смоленске, при Вознесенском девичьем монастыре».
На этом рукопись обрывалась. Машинописный же текст Романыча-Славинского начинался описанием событий, предшествовавших рождению Алексея Петровича Хвостинина и брата его Петра Петровича. Отсылок к каким-либо книгам или документам черновой (как это можно понять из правки карандашом на некоторых страницах) текст не содержал. Но, зная добросовестность историка, можно утверждать, что факты, ставшие ему известными, он передал точно. Первые страницы его рукописи сканер взял хорошо, так что у меня есть возможность привести текст самого Романыча.
[файл АПХ-II]
«1762 год
Петр Степанович Хвостинин заслужил себе в полку славу человека прямого, честного, но недалекого и нравом буйного. Отличаясь любовью к службе, точностью и надежностью в исполнении поручений, он снискал уважение батальонного командира, ходатайствовавшего о присвоении ему чина сержанта уже через год после поступления в полк.
В 1762 году, благоволением начальства и при поддержке Д.В. Волкова, вошедшего в особый Совет при Петре III в качестве „тайного секретаря“ с чином действительного статского советника, Петр Хвостинин был уже гвардии подпоручиком. И в это время проявилась другая сторона его натуры. Не оставляя рвения по службе, он проводил ночи в безумных кутежах и карточной игре. Не было ни одной мало-мальской „истории“, как тогда говорили, где бы он не был замешан хотя бы краем. Четыре дуэли за полгода, правда, ни одна из них не имела смертельного исхода. Проникновение на спор в покои фрейлин через окно третьего этажа, гонки на рысаках по ночному Невскому проспекту и похищение шпаги генерал-губернатора Петербурга во время инспекционного обхода гвардейских казарм — вот лишь малая часть его похождений, совершаемых, как правило, на пару с однополчанином, поручиком князем Сергеем Меньшиковым. В это время он близко сошелся с известными забияками и кутилами братьями Орловыми. Алексей называл его своим задушевным другом, а Григорий регулярно бывал, а то и живал у него и три месяца уговаривал продать английского рысака по кличке Питт, равного которому по стати и скорости бега, как говорили, не было в Петербурге.
Тогда же в Петербург к брату приехала его шестнадцатилетняя сестра. Она одна могла смирять порывы брата. Рядом с ней он становился мягок, нежен и задумчив. Непутевые приятели Степана Хвостинина, заходя к нему, оставляли за порогом армейские шутки, старались громко не смеяться и вести себя
