Тут я и сам кое-что знаю. Генерал-майор барон Рейхель, немец, поступил на русскую службу в 1770 году и стал инициатором создания лож «берлинского акта». Одной из них и была «Латона» Новикова. Иоганн-Георг Шварц, тоже немец, приехал в Россию из Трансильвании, читал лекции по немецкому языку в Московском университете, а с 1780 года — ординарный профессор по кафедре философии. Ну, это ладно, а вот 1 октября 1781 года, во время поездки в Германию, Шварц получил грамоту, в соответствии с которой стал единственным представителем розенкрейцеров в России. И на смертном одре (он умер в начале 1784 года в возрасте 33 лет) Шварц признавался, что выполнял в России сверхсекретную миссию. Какую — неизвестно до сих пор.
Итак, Рейхель, Шварц и Софья Августа Анхальт-Цербстская привозят в Россию конфликт интересов, возникший и развивающийся в Германии. Называется он «истинное розенкрейцерство». Здесь на русской почве в центр конфликта попадает Новиков, в результате оказавшийся в Шлиссельбургской крепости.
Возникает ряд вопросов. Был ли истинным розенкрейцером барон Рейхель? Или им был Шварц? Или ни тот ни другой? Нашел ли Новиков истинное розенкрейцерство, а в 1792 году морочил головы членам комиссии? Или был ни при чем? Почему Новикова посадили в крепость, а другие розенкрейцеры отделались легким испугом? А главный вопрос: зачем я здесь сижу и задаю вопросы, на которые мне никто не ответит. если у меня встреча назначена на ВВЦ?
Не знаю почему, но в Москве в любое время года ясная и сухая погода устанавливается ближе к четвергу, а с пятницы начинает портиться. Как выразился когда-то один мой однокурсник, только учившийся говорить по-русски (его забросило к нам из Уругвая, а куртку теплую он к сентябрю не купил): «Putanski moskovski pogod!»
Вот такой «погод» и в этом сентябре: «И ветер, и дождик, и мгла / Над холодной пустыней воды», над лужами то есть. Но к двенадцати проглянуло солнце, и зонт я решил не брать. Сунул в портфель сканер и пошел к метро. В рукописном отделе Безымянной библиотеки фонд Романыча-Славинского оказался закрыт на реставрацию. Но одна из сотрудниц — моя однокурсница, к тому же ее сына в прошлом году я устраивал к нам на юридический факультет. Она обещала выцарапать одну единицу хранения с названием «Подготовительные материалы к биографической статье об А. П. Хвостинине». На пару дней.
Возня в библиотеке заняла больше времени, чем я предполагал, так что, пробираясь меж киосков по пути от «ВДНХ» (метро) к ВВЦ (выставке), я начал беспокоиться, дождется ли меня мой сеньор Куард. Опасался я напрасно. Он стоял у входа в павильон и смотрел на прохожих со спокойствием ротвейлера, знающего, что здесь и сейчас поводок дергать не надо. Будет команда, и он своего не упустит. А пока пусть себе идут.
