Их мысли, чувства испытаю,
Млеком иль брашном напитаю,
С мужами быв, как зрелый муж,
С младенцами простым младенцем,
Все чистым открывая сердцем,
Что нужно им к спасенью душ.
Не дам, не дам себе покою,
Пока тьмы чадам свет явлю,
Нагого ризою покрою,
И хлеб мой с нищим разломлю.
Утешу скорбных, сколько можно,
Всем буду все, в любви чем должно;
Но помнить вечно буду я,
Что есмь еще раб неключимый.
Что не заслуга — долг хранимый,
Что все есть Благодать Твоя:
Свобода возноситься духом,
Твои доброты созерцать:
Твой глас внимать открытым слухом;
Свобода говорить — молчать.
Свобода избирать благое,
Решительно отринув злое;
Труды, насилия нести,
В любви дух мирный сохраняя,
Весь ум в завет Твой погружая,
От страстных сердце уз блюсти.
И простоты дар первобытной, —
Как истина, открытой всем,
Воздержной, скромной, безкорыстной,
Не подзревающей ни в чем;
У коей чувство верно, право,
И око мудро, не лукаво;
Без коей совесть не чиста,
Спокойствие души непрочно;
Без коей сердце непорочно,
И жизнь не может быть свята.
Что сотворят мне твари бренны,
Коль я предамся весь Тебе?
Творец — Владыка Ты вселенны,
И жизнь и смерть в Твоей судьбе.
«Детей ли мать своих забудет?
Пусть помнить их она не будет;
Тебя я не забуду ввек». —
Надежней я в Твоем Сионе,
Чем в матернем младенец лоне,
Коль так Сиону сам Ты рек.
Не назову я духа телом.
Не нареку и духом плоть;
Мечтая в воображеньи смелом
Постигнуть, сколь велик Господь.
Ты не объят числом и мерой. —
Но что блаженнее, коль верой
Жить буду, в сердце мысль храня,
Что пред Тобой весь круг Вселенны
Есть миг лишь с Вечностью сравненный,
И — помнишь, Боже! Ты меня.
Чем дальше мысли углубляю
В сокровище Духовных благ:
Творец! тем больше ощущаю,
Сколь беден я и слеп и наг.
Твои ж щедроты неизследны,
К Тебе зову из мрачной бездны:
Пошли мне Духа Твоего.
Он там, где хощет, жизнью дышит;
Сердцами кротким к благу движет:
Он жизнь, Он есть душа всего.
Моя мысль в бездне погрязает,
Мой дух желания томят;
Мой жаждет взор — изнемогает;
Но знаю я…
Последние несколько строк в сканер не попали, но это никак не могло помешать восприятию поэмы как в целом, так и в частностях. И вот мой вывод: если есть на свете снотворное лучше, то я его не знаю. Мне хватило 12 строф! Проснулся в два часа ночи на своем диване, но в одежде и при свете. Пошел принял душ, и сон совсем прошел. Лег, выключил свет. Раз, два, три, четыре, тыща. Включил свет, дочитал поэму. И вот мой второй вывод: поэма отчетливо масонская. Даже не посвященному в тайны учения, но хотя бы отчасти знакомому с масонской литературой это становится ясно с первых же строк.
