На одном из экранов «виднелось голубоватое сияние, сверху расплывчатое, бесформенное, снизу переходящее в четкие струйки. Казалось, светящееся существо стоит на двух ножках… как бы сказочный джин выходил из двух бутылок сразу. И вокруг этого светоносного облака машина вытанцовывала — дежурный выразился довольно точно — какой–то странный вальс. То она приближалась, то отходила, кружилась на месте, пятилась, двигалась боком, даже стоймя — на пятках гусениц. Голубое сияние перебрасывалось с верхнего экрана на нижние, с переднего на задний, мелькало там и тут.
Ходоров первый догадался, в чем дело.
— Вот проклятые! — воскликнул он. — Запакостили весь океан. Марианской впадины им мало, к нашим границам подбрасывают.
И крикнув: «Радиста ко мне», — он выбежал в соседнюю комнату, Через минуту оттуда донесся его взволнованный голос:
— Срочно шифруйте: «Прервать выполнение прежней программы! Поворот на сто восемьдесят градусов. Курс — запад».
Приняв приказ, машина начала было поворачиваться, но получилось что–то непонятное. Присев на гусеницы, машина сделала один поворот, другой, третий. Ни дать ни взять балерина, которая, встав на кончики пальцев, под нарастающие аплодисменты крутит небывалое число пируэтов.
— Что же это творится? — спрашивали мы. — Заболела она, что ли? С ума сошла?
Сами того не замечая, в мыслях мы одушевляли машину. Такой был послушный и толковый подводный корреспондент, почти как человек… во всяком случае, разумнее собаки. Невольно в голову приходило, что машина может заболеть даже психически.
И Ходоров ответил без малейшей улыбки:
— К сожалению, товарищи, у машин могут быть расстройства, аналогичные психическим: потеря памяти, например. А наша не слышит приказов, не понимает их больше. Все дело в этом проклятом баке. Очевидно, это контейнер с отходами атомного производства. Некоторые зарубежные государства топят в океане такие баки, чтобы не заражать радиоактивными веществами Землю. А заражение все равно получается. Вот видите, радиоактивная жидкость вышла из бака, вода пронизана лучами, наши сигналы не доходят до машины или искажаются… перебиваются какими–то мнимыми приказами. Машина уже потеряла слух. Еще хуже, если у нее поражен «мозг» — управление.
«Отменить прежнюю программу! Спуститься на грунт! Задний ход!» — стучал радист.
— Не надо было лезть вперед очертя голову, — бормотал Сысоев, забывая, что он сам настаивал на подробном исследовании металлического корпуса.
