За весь день съел только хлеба, кусок сахара и яблоко. Надрал коровяка, сделал отвар и постоянно эту гадость пил. Вонючая, невкусная... Но вроде помогает. Правда, только от боли в желудке, а не от поноса.
Сижу в туалете, курю, вдруг сверху Митяй:
— Наро-о-о-од! Ринго!!! Пожа-а-а-ар!
Путаясь в штанах, я схватил кан, пластиковые бутылки, лихорадочно набрал воду в Кабаньем и рванул наверх.
Горело прямо под Дырявым, под Тюрьмой, у дороги.
Побежал по дороге, как раз догнал Митьку с ведрами, пыхтящего с Мужского родника.
Горело не сильно, к счастью, но уже огнем занимались деревья. Экономно заливая водой пламя, я почувствовал бурление в животе.
— Митька, беги за людьми и водой, я в сортир.
Митя аж ведро выронил.
— Ну ты даешь, блин, нашел время!
— Да не могу я, расстройство у меня!
И рванул в не горящие кусты.
Облегченно выдохнув, сорвал с себя рубашку и начал сбивать огонь. Вскоре подоспели панки и археологи, стало полегче. В заключение какой-то умник вылил три ведра воды сверху, прямо с мыса. Вода взметнула вихрь уже погасшей золы, и без того перемазанные мы стали абсолютно черными.
— Вот придурок, — зло сплюнул Митька.
Археологи устроили нам целый допрос, но мы и понятия не имели, кто мог устроить пожар. Не поджог, конечно, явно окурок. Популярно объяснив, что мангупцы не мусорят и уж тем более не бросают драгоценные окурки, мы разбрелись отдыхать и делиться геройскими впечатлениями.
Утром случилось то, что называют «и смех, и грех». Нет, не так. Утром случился ужас и кошмар. Смешно было недолго.
Весь день моросил холодный, мерзкий дождь, и за неимением других дел я пошел стирать закопченную пожаром одежду на Женский родник. В ледяной воде долго тер шмотье мылом, полоскал, подвывая, мылся сам. Когда уже собрался уходить, заметил краем глаза на тропе поднимающихся людей. Резонно рассудив, что лишнего туриста не бывает, приготовился к спектаклю. А когда понял, что сценарий спектакля будет точно не мой, бежать было уже поздно.
— Ну чё, хиппан, бля, помыться решил?
Гопники из Залесного всегда славились чем угодно, но только не велеречивостью.
Трое всего — раскидать можно, если что. Но вечная пакость ситуации в том, что сопротивляться и давать сдачи нельзя. Как и все трусы, эти сволочи не могут просто уйти побежденными: если что-то им не по зубам, они собирают всю деревню и с обрезами идут мстить. Меня-то хрен они найдут, но люди, живущие на плато, получат ни за что и по полной.
