О пользе шарлатанства | страница 33
Прошло две недели. Я отдала серебряное платье с шапочкой и сапогами Анжеле, а та в свою очередь вернула костюм мадам Шаховой со словами глубокой благодарности. Я занималась домашней работой и детьми с олимпийским спокойствием. Начиная с того самого злополучного четверга и нашего последнего скандала на кухне, не считая субботних приключений в клубе, мы с мужем не разговаривали и практически не глядели друг на друга. Слава богу, что дети, вроде бы, не замечали отчужденности родителей и продолжали одинаково ровно относиться как ко мне, так и к Вадиму. Клиентки по гаданию перестали бомбардировать звонками квартиру Анжелы, так как я решительно и наотрез отказалась продолжать этот сомнительный «бизнес». К подруге своей я теперь спускалась по вечерам и то не каждый день. Я жила в наблюдении и молчании.
Однажды мне позвонила моя старая приятельница, с которой мы когда-то учились в институте, и которая превратилась в солидную бизнесвумен, открыв в Москве новый центр по изучению и развитию психологических отношений в семье и социально-психологической поддержке. Она предложила мне поработать с ней на хорошо оплачиваемой должности психоаналитика, а я не стала долго думать и сразу же с удовольствием согласилась. Перемена жизненной погоды мне была необходима как воздух. До выхода в новый свет мне оставалось десять дней.
На удивление супруг мой перестал практически задерживаться на работе, а по выходным занимался остатками ремонта или с угрюмым видом смотрел телевизор. Я замечала, как Вадим украдкой бросает на меня задумчивые взгляды, как он мается, боясь выдать себя с головой. По большому счету мне тоже было несладко. Но я молчала и продолжала с достоинством и мужественным терпением держать дистанцию, ожидая, когда он, наконец, сделает первый шаг. Я знала, что этот шаг будет сделан.
Зато, начиная с той веселенькой ночки, наш дом стали одолевать назойливые телефонные звонки. Если трубку брала я, то на другом конце провода тут же слышались короткие гудки. Если же к телефону подходил Вадим, то он вынужден был закрывать все двери от посторонних ушей и говорить раздраженным полушепотом, едва не переходя на крик. А мне, соответственно, приходилось притворяться глухой, слепой и наивной чукотской девушкой, заглушая в себе возмущение и ревность. Уж я-то прекрасно понимала, кто названивает нам с таким остервенением и пытается урвать чужой лакомый кусочек через телефонный эфир. Вскоре и эти звонки прекратились, прошло еще четыре дня. Между нами продолжал висеть звуковой барьер, а муж ходил чернее тучи, злился по пустякам, или же был рассеян, как никогда.