Распорядок дня в исправительной школе являлся полной противоположностью моего прежнего образа жизни. Каждое утро начиналось с переклички. После этого мы быстро умывались и устраивали уборку. Потом завтракали, убирали за собой, после чего наступало время уроков, включавших в себя ненавистное вышивание и вязание кружев. Еще мы делали незамысловатую крестьянскую работу, например, разбрасывали навоз. Уроки физкультуры, главным образом, сводились к бегу, но я оказалась не очень выносливой и не могла бегать на длинные дистанции. (И это при том, что, когда за нами гналась полиция или нас преследовал Кобаяси, могла улепетывать хоть вечность!) Впрочем, здесь я не видела смысла искать отговорки. Все правила были рассчитаны на жизнь в коллективе, и мне ничего не оставалось кроме как подчиняться им. Как бы там ни было, во всем этом для таких раздолбаев, как я, заключался очень ценный опыт. Я начала по-настоящему осознавать ценность свободы, только лишившись ее.
Поняла, что папа в суде сказал правду. Надо самому отвечать за свои действия. Если ты поступаешь плохо, с тобой происходит именно то, что случилось со мной. Я была единственной из всех участниц драки, для которой дело кончилось исправительной школой, но не особенно из-за этого переживала. Если бы меня выпустили из центра предварительного заключения, то вместо того, чтобы пойти домой, я бы отправилась прямиком к своим друзьям. Так или иначе, я все равно оказалась бы здесь, это был всего-навсего вопрос времени.
Я старалась смотреть на себя со стороны и научиться сдерживаться, однако все равно попала в переделку. От природы мои волосы скорее каштанового, нежели черного цвета, но все же, когда из аптечки пропала перекись, вину свалили на меня.
— Ты ее стащила, чтобы перекраситься! — орала учительница.
Это мне напомнило тот случай, когда в седьмом классе наша руководительница точно так же наехала на меня из-за цвета волос, — и я снова разозлилась.
— Слушайте, это мой натуральный цвет! — закричала я ей в ответ и, вырвав клок своих волос, швырнула их ей в лицо. Потом со всей силы оттолкнула учительницу и выбежала вон. Мне удалось увернуться от всех преподавателей, которые пытались меня схватить, и я бросилась к забору.
Когда речь заходила о побегах, в школе в основном полагались на нашу совесть, нежели на препятствия из дерева и стали, поэтому ограждение было не очень высоким. Я понимала, ничего хорошего из моей затеи не получится, но не собиралась мириться с тем, что меня обвиняют в преступлении, которого я не совершала. Поплутав немного, чтобы запутать следы, я отправилась к Хироми. Она была одной из самых старших девушек у нас в тусовке и жила неподалеку от исправительной школы. Поначалу Хироми вроде бы искренне обрадовалась мне. Мы где-то с неделю провалялись, нюхая растворитель, но потом ей это стало надоедать.
