– Тебе это письмо Голоса продиктовали или сама придумала?
– Сама! – гордо заявила Дева.
– Ну-ну… Надеешься, что годоны испугаются и бросятся в Кале садиться на корабли уплывать на свой остров?
Для Жанны, судя по всему, что Кале, что Бордо, все равно, немного посомневалась, потом сообразила:
– Нет, их нельзя так просто отпускать, они должны выплатить долг.
– Какой еще долг?
– Они должны заплатить за разрушенные города и разоренные деревни.
– Справедливо…
Когда послание было сочинено и запечатано, барон поинтересовался:
– Ты хоть подпись ставить умеешь?
– Нет, откуда?
Проворчав что-то вроде «могли бы и даровать такое умение…», Жиль предложил:
– Давай научу.
Целый час, забыв о проклятых годонах, дофине и даже самом письме, Жанна, высунув язык от старания, выводила на листе каракули. С нее сошло семь потов, не привыкшие к перу пальцы не слушались, чернила норовили расплыться кляксой, но девушка не привыкла отступать, и к концу урока подпись выходила уже вполне приличной и понятной. Выведя ее самостоятельно, Жанна гордо вскинула голову, как бы говоря: «Вот я какая!» Жиль с трудом сдержал улыбку.
При дворе инициативу Жанны восприняли как дурацкую выходку, а вот народ радовался: «Так этим годонам и надо!»
Правда, нашлись двое, одобривших поступок Девы, – прекрасный герцог и матерщинник Ла Гир. Первый – потому что восхищался всем, что бы ни делала Жанна, второй – потому что готов одобрить любой выпад против ненавистных годонов, слишком живым и болезненным было воспоминание о «дне селедок», когда совершившие большими силами вылазку осажденные были наголову разбиты куда меньшим числом осаждавших.
«День селедок» оставался открытой раной для французов очень долго. Дело было в осажденном Орлеане, вернее, рядом с ним. Узнав, что от Парижа в помощь осаждающим город англичанам отбыл обоз с продовольствием, французы и шотландцы решили этот обоз перехватить. Встреча произошла у деревни Руврэ, оттуда примчался гонец с сообщением, что огромное количество груженных бочками с копченой сельдью телег (около полутысячи!) остановилось на ночь и утром двинется в сторону Жанвиля.
Командующий франко-шотландской армией, оборонявшей Орлеан, граф де Клермон решил не терять времени и выступил вперед. На его беду, конным эскортом обоза командовал опытный Джон Фальстоф, он поспешил поставить обоз в круг, загородившись телегами с бочками сельди и оставив всего два выхода. Поспешно врытые в землю колья надежно защитили эти входы от конницы. Но и Клермон был не глуп, он выдвинул вперед своих арбалетчиков и малые орудия и принялся расстреливать обоз. Это столкновение могло войти в историю как первая победа артиллерии в полевом сражении, а вошло как полный разгром французов и шотландцев куда меньшими силами англичан!
