— Чего не боюсь? — не понял Никифор.
— Шахта — не аптека, уголек свой подход любит. Ты к нему с пониманием, и он тебя согреет. В общем, посмотрим. Иди, я распоряжусь, коли тебе сам Даниил Романович обещал…
Не все понял тогда из этого разговора Изотов, но главное понял — берут его, станет он шахтером.
Техминимум в те годы был коротким. Десятник выдал новичку брезентовую робу, обушок казенный, но посоветовал держак самому сделать, по руке. Определил Изотова в девятый уступ. Да еще посоветовал держаться поначалу бывалых горняков, совета спрашивать, от людей в забое не отбиваться, пока сам все не изучит.
Эхма, вот оно, счастье-то, привалило… Залетел Никифор вихрем в кочегарку, с порога крикнул ребятам, что завтра в первую смену спускается. Окружили его, кто по плечу хлопает, кто жалеет, что от них уходит. Вечером пристал Никифор к ватаге парней на околице поселка, от самокрутки отказался, зато с готовностью подхватил слова шахтерской песни:
Через минуту над вагоном
Уже стоял народ толпой,
А коногона к шахтной клети
Несли с разбитой головой…
Прощай навеки, коренная,
Мне не увидеться с тобой,
Прощай, Маруся, ламповая,
И ты, товарищ стволовой.
Песню о лихой и горькой шахтерской судьбе, сложенную, видно, удалыми коногонами в незапамятные времена.
После того, как уехала семья из Горловки, переселился Никифор на квартиру к забойщику Зубкову, благо жил тот рядом с рудником. Он-то и дал парню первые наставления, как вести себя в забое. Подержал обушок, неодобрительно покачал головой, посоветовал стеклом дерево зачистить. Пообещал со временем сделать Никифору особый держак, по руке. Вышли во двор, провел Зубков палочкой линию на сарае, поплевал в ладони, замахнулся обушком — рраз! Острие глубоко вошло в дерево.
— Тю, чумовой, — выглянула жена. — Митрич, ты никак умом тронулся.
— Показываю вот, — смущенно пояснил Зубков. — Ладно, шахта сама научит. Она, паря, умных лечит, а глупых калечит. Так-то.
Проснулся Никифор до гудка, наскоро оделся, пошел к шахте. В ламповой у него спросили табельный номер, записали, выдали лампу. Вслед за другими степенно пошел Никифор к стволу. В железную коробку входило человек пятнадцать. Подошла очередь и Никифора. Стволовой крикнул: «Садись!», и он втиснулся в темную клеть, прижался боком к ее стальной стене. Прозвенел звонок, и вдруг пол под ногами стремительно ушел вниз. Никифор схватился машинально за стоящего рядом человека, тот поднял лампу, осветил лицо парня, тихонько сказал: «С ветерком пустили. Впервой, видно? Ничего, не робей. Я сам первый раз-то чуть «мама» не вскричал». От слов этих, неожиданного участия незнакомого горняка потеплело на сердце у Изотова. Может быть, в эти минуты, что падала клеть по стволу, вошло в его сознание понятие о шахтерском братстве — особом чувстве локтя, товарищества.
