Здесь стреляют только в спину | страница 35



Мы вспомнили, что время не ждет. До выхода в нужный квадрат совсем немного времени (по крайней мере, километров), но поджидает ли нас там голубой вертолет с волшебником – вопрос интересный. Майора похоронили на месте стоянки – прогретая за ночь земля легко поддавалась. Опыт имелся: на ту же процедуру с Блоховым ушло значительно больше времени. С ориентиром было труднее: ни скал, ни причудливых деревьев с характерными приметами в округе не нашлось. В итоге прибили на дереве между ветвей изнанкой наружу спальник Боголюбова и нестройной цепью, в гнусном молчании потянулись на север.

Начинался четвертый день блужданий по тайге.

* * *

Этот день стал самым трудным. На первом же километре заморосил дождь. Мы продолжали движение. Я шла последней – вернее, не шла, а волоклась, обнимая встречные сосны, замирая, переводя дыхание, с трудом отрываясь от шершавой коры, чтобы брести дальше. События плохо укладывались в голове, я пыталась моделировать варианты ответов на трудные вопросы, но быстро прекратила, поняв, что все ответы – в Библии, а жизнь – разгул стихии. Изнуренные спасатели тоже не рвались в спринтеры. Они сбивались в кучу, потом вытягивались цепью, но я всегда оказывалась в хвосте, и это положение меня вполне устраивало. Меньше всего хотелось, чтобы кто-то таращился мне в затылок.

В поредевшей группе зрел скандал. Временами разражалась крепкая хоровая брань, в которой не последнюю партию исполняла Невзгода. То Усольцев срывался на собачий лай и завершал его хриплым кашлем. То Липкин терял самообладание и выдавал рулады из бездонных кладовых великого и могучего. То все вместе начинали спорить и поносить друг друга. Происходило что-то недоброе. Народ грызся, а Борька, судя по отрывочным наблюдениям, стремительно терял набранные в глазах Невзгоды очки.

«Разведчица» менялась на глазах. Еще вчера она могла подать себя с любой стороны – то опытной провидицей, то слабой женщиной, боящейся покойников, то отчаянной феминисткой, то нормальной бабой, то мужеподобной барсучихой без ума и сердца. Сегодня она стала Любой Невзгодой: вспыльчивой, циничной, злобной. Я брела по мокрому бурелому, глотая сопли, когда она отделилась от отряда и стала меня поджидать. Столько злости в ней я еще не видела.

– А ну не отставать, Погодина! Шире шаг! Из-за тебя одной мы плетемся как черепахи!

Это смахивало на геноцид. Что изменилось в наших рядах? Почему она смотрела на меня с такой ненавистью и... провалиться мне на этом месте, если не с брезгливостью? Что за высшая раса?