— Если ничего дурного не натворим — не навредим.
— Тогда давай так и сделаем, а? В смысле, напьемся, кто бы первым свою станцию ни вернул?
— А давай! — залихватски махнул рукой Костя.
* * *
Бран, Верной и Борис и вправду оказались мировыми ребятами, невзирая что духи. Глебыч влился в их компанию легко и естественно, как встает на свое место недостающая деталька паззла.
И они напились — правда, раньше, чем собирались: весной 2003-го, когда на Арбатско-Покровской линии открылась станция «Парк Победы». За два года до переимнования «Измайловского парка» в «Партизанскую», за три до возвращения «Якиманки», за пять — до «Остоженки» и «Российской» и за девять — до второго на памяти Глебыча пришествия из ирреала станции «Маросейка».
Дмитрий Казаков
ПЯТНА СВЕТА НА СЕРОЙ ШКУРЕ
Ванька умер в самом конце сентября.
За окном шумел дождь, холодный ветер завывал потерявшей хозяина собакой. А Ванька, три дня метавшийся в горячечном бреду, изумленно распахнул бездонные, синие-синие глаза и перестал дышать.
Лиза зарыдала, будучи не в силах поверить в случившееся. В палате тут же поднялась суета, Ваньку куда-то повезли. А она осталась сидеть одна, в ступоре глядя в стену.
«Его спасут, его обязательно спасут» — молоточком стучала в голове одна-единственная мысль.
Когда дверь палаты открылась, Лиза не сразу поняла, что нужно поднять голову.
— Все, — сказал пожилой врач, старательно глядя в стену, — сердце не выдержало… Вашему сыну ничем не поможешь.
— Нет… как же… — прошептала Лиза. — Это невозможно… ему всего двенадцать. Он должен, должен жить!
Врач молчал, почему-то спрятав руки за спину, и тут до Лизы дошло, что случившееся — не бред и не страшный сон. Голова загудела, точно по ней ударили чем-то тяжелым, лампа под потолком словно померкла.
Лиза зарыдала, ее затрясло. Она метнулась куда-то в сторону, не зная и не понимая, куда бежит. Но сильные руки подхватили ее, удержали, в одной из них блеснул шприц.
— Не стоит так переживать, не стоит, — пробормотал врач, всаживая в предплечье Лизы стальную иглу.
В день похорон небо очистилось. Нежаркое осеннее солнце купалось в пронзительной голубизне и Лизе было больно смотреть вверх. Глаза начинали слезиться.
Пробивающиеся сквозь кроны старых вязов лучи падали золотым шитьем на темную одежду собравшихся. Молчаливые и подавленные, прижавшись друг к другу, стояли парни и девчонки из Ванькиной школы. Всхлипывала Нина Семеновна, классная руководительница.
Пронзительно каркали рассевшиеся по деревьям вороны, похожие на куски черной жирной грязи. Глухо стучали о крышку маленького гроба комья земли.
