– Ты врешь…
– Клянусь вам…
– Врешь, но это не имеет значения. Мы ничего другого и не ожидали…
Инспектор встал.
– Уверяю вас, вы совершенно напрасно вообразили, будто… – попробовал было спорить кабатчик.
– Ты сделал глупость, Юбер. Уж не знаю, что они тебе дали или пообещали в обмен на алиби, но, даже если ты заломил самую высокую цену, в результате останешься в накладе. Ты продешевил, Юбер. Сам подумай, как и чем можно оплатить долгие-долгие годы в тюрьме?
– Годы в тюрьме?
– Сам понимаешь, комиссар Сервионе не может допустить, чтобы убивали его помощников, а уж когда прикончили сразу троих его друзей, сердится по-настоящему! Так что, очень возможно, он посчитает за одну компанию и убийц, и тех, кто им помогал, например обеспечив поддельное алиби… А теперь – чао, Юбер! До скорой встречи.
Хотя на похороны собралась вся «малая Корсика», траурный кортеж получился более чем скромный, и посторонние, провожая глазами процессию, состоявшую из одних стариков, думали, что наш мир покинул кто-то из обитателей дома призрения. Удивляло лишь, что гроба сразу три. Их несли на плечах корсиканцы, явившиеся отдать последний долг землякам, которые больше не увидят родного острова, а за ними – одна в глубоком трауре – шла старая Базилия (детей она оставила подруге). Следом, как самые старшие, шли Поджьо, потом – Прато, Пастореччья и, наконец, Мурато – единственная пара, которой не приходилось поддерживать друг друга на каждом шагу. Были здесь и Сервионе, и Кастелле с женами.
Отпевание совершалось в церкви Иисуса на улице Драут, где все эти славные старики всегда слушали воскресную мессу. Сервионе любил этот храм с его вечным сумраком. Там, в тишине, хорошо думалось, и комиссар, как человек глубоко верующий, часто приходил просить у Господа помощи в своем трудном деле. Старички собрались вместе, словно испуганные зверьки, находя успокоение в присутствии друг друга, а Сервионе устроился по другую сторону прохода и видел друзей в профиль. Он любил их, этих свидетелей иных времен. О нет, он не позволит бандитам Консегюда их мучить!
Когда кончилось отпевание, кортеж медленно, очень медленно побрел за крупной гнедой лошадью (такой же старой, как все эти корсиканцы), добрался до площади Сен-Франсуа, покинул пределы старого города, по бульвару Жана Жореса вышел на площадь Гарибальди, свернул на улицу Катрин Сегюран и стал подниматься по Эберле к Замковому кладбищу, где Пьетрапьяна купили кусочек земли, как только им стало ясно, что на возвращение в Корте у них никогда не хватит средств.
