Докурив сигарету и успокоившись, Татьяна развернулась от окна к Ритке и даже улыбнулась ей по–доброму. И рукой махнула – ладно, права, мол, ты, чего уж… А усевшись снова напротив дочери, произнесла вслух:
— Ладно, Ритка, правильно ты меня осадила. Да и вообще – какое мне дело до твоего Пашки? Будет у него диплом, не будет, какая мне разница… Тут речь о другом, дочь. Мне вот не понравилось, что он тоже про свободу талдычит, как и отец твой. Я аж вздрогнула, как услышала. Даже нехорошо, неуютно как–то стало. Если уж он в этом возрасте такие слова говорит, что с ним потом будет?
— А что будет? – удивленно моргнула Ритка. – Ничего не будет…
— Нет, дочь. Если уж все так серьезно у вас, если уж вы и жить потом вместе собираетесь… Будь осторожна, Ритка. Мысли о свободе у мужика – штука опасная. Ну сама подумай, какая такая свобода? Что она есть такое? Ни за что и ни перед кем не отвечать? Не нести никаких обязанностей?
— А это что, плохо разве?
— Ну, для мужика, может, и хорошо. А для женщины, с таким мужиком судьбу связавшей?
— А что? Она точно так же должна быть свободна! Это ж ощущение не конкретное только для одного человека, оно ж общее…
— Нет, Ритка! Запомни одно – нет женской свободы. В природе не существует. Женщина, она по–другому устроена. Не нужна ей никакая свобода. Она для семьи живет – для детей, для мужа… Себя ломает ради них. Поэтому ей всегда кто–то нужен рядом, кому можно себя посвятить. Ей все время отдавать себя кому–то надо. Пусть и в уродливых порой формах, пусть и слишком навязчиво, но надо. А как себя можно посвятить тому, кто этого не хочет? Ведь если человек объявляет себя свободным, это значит, ему не нужен никто. И посвящения там всякие женские тоже не нужны. То бишь и сам он, выходит, не будет никогда ради кого–то жить и свободой своей жертвовать. Так что ты поосторожнее с этой свободой–то будь. Иначе наплачешься от нее. Особенно когда еще и любишь…
Татьяна вздохнула горестно и уставилась в чашку с остывшим чаем. Сидела, задумавшись, будто забыв про дочь. Ритка протянула руку, заправила ей за ухо выбившуюся непослушную пепельно–русую прядку, спросила тихо:
— Это ты сейчас про папу сказала, да, мам?
— Да с чего это ты взяла? – резко и сердито дернула головой Татьяна и выпрямилась, с грозным недоумением уставившись на дочь. — Чтоб и упоминания о нем я больше в этом доме не слышала! Еще чего!
— Ой, да ладно тебе! Развоевалась…И когда вы только поумнеете оба, господи? Если уж любите, так и любите друг друга нормально, как люди, а не воюйте по пустякам всяким!
