— Есть ли у лошади какое-нибудь имя?
— Конечно, — ответила она с легким акцентом, выдававшим ее нездешнее происхождение. — А разве американцы не дают кличек домашним любимцам?
— Обязательно, но я не заметил, чтобы вы хоть как-то называли своего коня, — сказал он, поглядывая на мощного вороного. — Бьюсь об заклад на все содержимое кошелька, что его зовут не Масленка.
Надя хихикнула, извлекла из кармана юбки кусочек сахара и протянула его жеребцу.
— Могу предположить, — сказал он, — что перед нами либо Сатана, либо Люцифер.
— Почти что так. — Она погладила шелковистую морду вороного и прошептала что-то ласковое ему на ухо. — Я дала коню такое имя, которого американцы больше всего боятся.
— Атомная война? Дантист? — Оуэну доставляло удовольствие слышать ее серебристый смех, колокольчиком разносившийся по полю. Он продолжал гадать. — А как насчет Свекра?
Надя вздохнула.
— Совсем нет. Его зовут Эни.
Оуэн чуть не споткнулся, уставившись на жеребца, который, услышав свое имя, легонько ткнулся мордой в Надину спину.
— С какой стати вы назвали его Налоговой инспекцией?
— Потому, что он родился пятнадцатого апреля [1]. — Она дала вороному еще кусочек сахара, когда они пересекали пыльную дорогу, ведущую к сараю и небольшому загону.
Оуэн посмотрел на сарай и пожал плечами. Это довольно ветхое строение опасно накренилось набок. Надя спустила ребятишек на землю и весело засмеялась, когда они, как горошины, рассыпались во все стороны. Открыв сколоченные доски, служившие воротами в загон, она сняла с жеребца уздечку и несильно шлепнула Эни по крупу. Вороной вскинул голову, посмотрел на Оуэна сердитым глазом и легкой рысью поскакал в загон. Оуэн помог Наде задвинуть ворога.
— Мне показалось, ваш любимчик не очень-то жалует меня.
— Он недоволен тем, что ты о нем неподобающе отозвался. Он очень чувствителен и похож на большого капризного ребенка.
Надя повесила уздечку на стойку загона и с отсутствующим видом сняла с бревна просохшие белые брюки. В свободные часы Надя постоянно думала о том, как бы оборудовать достойные для жеребца ясли. Она мечтала, что когда-нибудь Эни станет отцом многочисленного элитного поколения, которое прославит ранчо Кондратовичей. Надя частенько даже видела сны об этом. Однако недавно она поняла, что ее грезы могут никогда не воплотиться в реальность.
Надя родилась в Венгрии. Месячным ребенком отец и мать привезли ее в Россию. Когда она отметила третью годовщину своего появления на свет, то жила уже в другой стране, которая называлась Югославия. В восемь она уже бойко болтала на шести языках, а к шестнадцати объездила больше половины Европы. Она бы до сих пор кочевала с места на место, если бы не осела на ранчо, которому дали имя ее табора — Кондратовичи.
