О, мой ангел… | страница 30
Он с силой потер лицо ладонями и задумался.
— Не паникуй, Надя. Музыка где-нибудь поблизости. На чем она записана? На кассете? На диске?
Он взялся за телефонную трубку.
— Я позвоню в ресторан и спрошу, не обнаружили ли ее там.
Он стал набирать номер.
— Может быть, ты выронила ее в машине и она закатилась под сиденье? И вообще, какого черта ты таскаешь ее с собой, если она тебе так дорога?
Надя нажала на рычаг телефонного аппарата и взглянула на озадаченную физиономию Оуэна.
— Оставь телефон, Оуэн, — молвила она с тяжелым вздохом. — Музыка не потерялась в ресторане.
Надя подошла к окну и посмотрела на внутренний дворик. Справа виднелся уголок бассейна, чуть в стороне возвышались большие керамические вазы, а дальше, за решетчатой оградой, располагался теннисный корт. Дом Оуэна был больше, чем ресторан «Фоксчейз», и походил скорее на загородный особняк. Она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза.
— Музыка была в голове, — почти по слогам произнесла Надя.
— Если она была в голове, то каким образом ты могла потерять ее?
— Это-то мне и хочется выяснить.
Она повернулась и пожала плечами. За минувшие пять дней ничего не изменилось. Эни дважды ломал забор в загоне, ее отцу и дяде Рупе предложили два выгодных заказа, но потом сделка так и не состоялась, а в нынешнее утро мать сказала, что Микола уже два дня нигде не видели. Радостным было только одно сообщение — о том, что две ее песни уже переведены и записаны. Обычно на перевод уходило много времени. Другая трудность заключалась в том, чтобы слова сочетались с мелодией. Надя торопилась выполнить условия контракта, ведь деньги, полученные по нему, должны были пойти на покупку подержанного трактора, а также на приобретение двух маток для Эни. И все это могло сорваться из-за того, что она не в состоянии сочинить последнюю песню, которую надо закончить до октября.
— Почему ты думаешь, что именно я — причина потери?
— Потому что музыка звучала до тех пор, пока ты не поцеловал меня.
Физиономия Оуэна расплылась в широкой улыбке, а глаза заблестели от восторга.
— Значит, своим поцелуем я извлек из тебя музыку?
Надя возмутилась, увидев плотское выражение его глаз. Он не должен смотреть так, будто хочет ее объятий. Подбородок девушки дрогнул, когда Оуэн встал с кресла.
— Могу сказать только, — произнесла она, испугавшись его приближения, — что она звучала перед тем, как ты поцеловал меня.
— Меня еще никто не обвинял в подобном, — Оуэн старался говорить серьезно.