Аликс сказала, что нет, и в свою очередь попросила:
— Пожалуйста, будьте добры к Баптисте, когда встретитесь с нею!
— Добрее, чем в свое время к вам? — пошутил он.
— Ну, терпимее, что ли… Не так требовательны.
Леоне рассмеялся:
— Не забывайте: она теперь Париджи, и мне придется принять ее такой, какая она есть. У меня нет другого выбора. А что касается требовательности, то, видите ли, в своей работе я привык ожидать лучшего от любого материала, с которым имею дело, — будь то агат, оникс, стекло, золото или хрусталь. Точно так же я никогда не жду от них большего, чем они могут дать мне. И в этом смысле ни один из этих материалов еще ни разу не подвел меня. Поэтому прошу вас, не говорите о требовательности.
— Хорошо, — согласилась Аликс. — Если я вас правильно поняла, во мне вы нашли то, чего ожидали. Хотя, должна признаться, впервые меня называют чьим-то «материалом».
— И вы находите это обидным? Но в моем списке было и золото.
— И что же?
— Золото можно обработать, ему можно придать изящную форму, но после плавки оно всегда остается таким же чистым, без примесей, как и до нее. Но вы, Аликс, думаю, стерпите подобное сравнение. У вас слишком развит инстинкт самосохранения. Если только, конечно, ваша итальянская половина не возьмет верх над английской рассудительностью и вы…
— И я не, начну швыряться предметами? — Аликс была уязвлена.
— Вот именно. Только должен предупредить заранее: я прекрасно справлюсь, если вы начнете неистовствовать и швыряться предметами.
— Вот как? Интересно, как же вы справитесь?
— Как всякий нормальный мужчина, — ответил он. — Только что-то не похоже, чтобы вы были готовы продемонстрировать мне это. Это совершенно не в вашем духе. Вы, как были, останетесь золотом. Чистым, блестящим и, к сожалению, невостребованным, — прибавил он и повесил трубку.
Невостребованным! Если бы он только знал, как больно было ей признать эту правду!
Ожидая запланированного письма от Микеле, Аликс полагала, что у нее будет возможность прочесть его наедине, прежде чем ознакомить с ним его мать. Поэтому она оказалась неподготовленной, застигнутой врасплох, когда во дворике, где они сидели с синьорой, вдруг появилась Венеция и, бросив письмо ей на колени, сказала:
— Тебе. Пришло по почте. Почерк Микеле. Долго собирался, ничего не скажешь.
— Мне? От Микеле?
— Аликс, милая, он наконец написал тебе! — радостно воскликнула синьора.
Притворяясь, что удивлена, Аликс взяла письмо и воскликнула:
