— Вы посмеете продолжать?
— Почему «посмею»? Что в этом такого особенного?
— Не знаю, — ответила она, испытывая горькое разочарование.
— Какая разница…
— Но… — Уинифред продолжала медленно, не шутя, выяснять что к чему. — Вы ведь знаете, что собираетесь делать.
— Я женюсь — осяду — буду хорошим мужем, хорошим отцом, хорошим партнером в бизнесе; растолстею, стану приятным во всех отношениях господином — quod erat faciendum[12].
— Отлично, — подводя черту, проговорила она глубоким голосом.
— Благодарю.
— Я не поздравляю вас.
— А! — вырвалось у него, и он затих, печальный и неуверенный в себе. А Уинифред все не сводила с него тяжелого взгляда. Впрочем, он не возражал против того, чтобы его изучали, ему даже было лестно.
— Ну, наверно, это хорошо или может быть хорошо, — проговорила Уинифред, — но вам-то все это зачем? — зачем?
— Как зачем? Что значит зачем? — Я так хочу.
Однако он не мог закончить разговор на столь непочтительной ноте.
— Послушайте, Уинифред, мы с вами лишь свели бы друг друга с ума, мы оба стали бы ненормальными.
— Пусть так, — сказала Уинифред. — И все же, почему она?
— Почему я женюсь на ней? — Не знаю. Инстинкт.
— У человека много инстинктов, — горько усмехнувшись, проговорила Уинифред.
Для него это был новый поворот.
Уинифред подняла руки и усталым жестом вытянула их над головой. У нее были прекрасные сильные руки, напоминавшие Куттсу о «Вакханках» Еврипида — белые, округлые, длинные руки. Сразу же приподнялись груди. И вдруг она уронила руки на подушку, словно они были слишком тяжелыми для нее.
— Я, правда, не понимаю, зачем это вам, — со скукой в голосе, но, как всегда, пряча насмешку, проговорила она. — Ну, почему мы вечно должны… воевать?
— О нет, понимаете.
В этот тупик он больше не собирался загонять себя.
— Кстати, — засмеялся он, — это ваша вина.
— Неужели я такая плохая? — усмехнулась Уинифред.
— Хуже некуда.
— Но… — Она сердито повела плечами. — Какое это имеет отношение к делу?
— К какому делу? — улыбнулся Куттс. — Вы, знаете ли, охотитесь за химерами.
— Да, — согласилась Уинифред. — Мне ужасно недоставало вас. Ведь вы ради меня воровали у кобольдов.
— Точно, — съязвил он. — Точно! Для этого я вам и нужен. Мне надлежало быть вашим зеркалом, вашим «гением». Сам я во плоти и крови ровным счетом ничего не стою. Ну да, я нравлюсь вам в качестве зеркала, чтобы вы могли смотреться в него сами: рассматривать себя, да и других тоже. Для вас я — зеркало благословенной владычицы Шэлот
