…И среди нас судьба являла
Достойных граждан. Знаешь ты
Их участь. Преклони колени…
То было бурное время, когда волна народовольческого движения стремительно поднималась к высшей своей точке. Репрессии следовали за репрессиями, но ничто не могло остановить надвигающиеся события, кульминация которых — убийство Александра II. Крупская вспоминала, что Владимир Ильич рассказывал ей, как все кругом говорили, волновались в те дни — и это не могло не волновать и подростков, — как сам он стал внимательнее вслушиваться во все политические разговоры.
Было ему тогда одиннадцать лет.
…Мальчики Ульяновы учились в 1-й Симбирской классической гимназии, носившей имя Н. М. Карамзина, уроженца Симбирска. Памятник Карамзину стоял на площади у входа в гимназию. Сам Карамзин был окружен ореолом славы.
Когда Пушкин писал «Историю Пугачева», он дважды — едучи в Оренбург и на обратном пути — заезжал в Симбирск, побывал в расположенном неподалеку имении поэта Языкова, осматривал места, связанные с Пугачевым, в том числе дом начальника над взбунтовавшимися губерниями Н. И. Панина, куда закованный в цепи Пугачев был доставлен в клетке, установленной на телеге. Этот дом был виден из гимназических окон, когда там учился Ленин.
Пушкин занес в «Историю Пугачева» рассказ о публичном допросе, который устроил Пугачеву Панин на площади Симбирска — той самой, на которой находилась 1-я гимназия:
«Кто ты таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает»… Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды».
Прошло больше века после восстания Пугачева и более двух веков со времени восстания Разина, однако народная память о них оставалась неизгладима. О них складывали песни. Легенды клубящимся роем окружали их имена.
Великий Пушкин обессмертил Пугачева своей «Историей Пугачева» и «Капитанской дочкой»:
«…В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!»…
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным…
Вдруг увидел я что-то черное. «Эй, ямщик! — закричал я, — смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место: — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек».
