В дне чугунка была проковырена тоненькая дырочка, из которой при неосторожном движении высыпался черный охотничий порох. Пороху на бомбу ушло целых пять фунтов. Дело упиралось только в то, как заставить его загореться. Осокин придумал поставить чугунку на треногу, а треногу на обрезок широкой плахи, на плаху под дно чугунки подсыпать пороху и подвести к нему смоченный в керосине фитиль, оттолкнуть от берега плаху и что духу бежать в кусты, а одноногий бомбардир в это время, стоя на запруде, за привязанную бечевку выведет устройство на самую глубину, и, как только вспыхнет под чугункой порох, рывком выдернет плаху из-под треноги, бомба булькнется в омут и там взорвется. Простота решения такой сложной задачи приводила обоих в лихорадочное восхищение.
Подхватив под одну руку тяжелую плаху и держа в другой смотанную бечевку, Осокин захромал на плотину. Осторожно, как престольную икону, он опустил плаху через перила и по бечевке спустил на гребнистую кипень потока. Течение рвало бечевку из рук, топило, снова выбрасывало плаху и волокло ее к противоположному от Филиппушки берегу. Артиллерист все-таки ухитрился подвести ее к напарнику, и тот, дав ей немного обсушиться, водрузил на середину чугунок и справил все остальное как полагается.
Зайдя немного в воду, он отпустил кораблик на тихую водь и принялся высекать огнивом искры. Трут задымился. Филиппушка боязливо ткнул его к фитилю и опрометью кинулся от речки к кустам. Там плюхнулся наземь и с замиранием сердца стал глазеть на Осокина.
Тот, перекосив рожу, водил перед собой бечевку, стараясь не опрокинуть раньше времени бомбу и поспешая подтянуть свой кораблик на середину омута.
Трут дымил, а накеросиненный фитиль не загорался. Должно быть, Филиппушка бросил трут слишком далеко от фитиля. Надо было повторять все сначала.
— Эй ты, черт косорукий! — закричал бомбардир. — Ты как поджег?
— Ладом! — крикнул из-под куста Филиппушка.
— Давай по новой!
Приближаться к речке Филиппушка забоялся и стал лежа уверять артиллериста, что сейчас оно и само рванет. Это взъело Осокина и, забыв про бечевку, тот начал громко объяснять Филиппушке, что он с ним сделал бы, будь его воля.
Плаха с чугункой тем временем попала в водоворот и стремительно понеслась к мельнице. Ветерок поддул почти догоревший трут к фитилю, и тот разом загорелся. Осокин растерялся, забыл, что нужно опрокинуть чугунку, бросил бечевку и, дико взмычав, в два прыжка пересек плотину и сиганул через перила в пруд. ^
