В нашу пулеметную роту стало прибывать подкрепление с разных ленинградских заводов, состав ее почти полностью сменился. Позднее я не встречал ни одного бойца из своей роты, который не был бы ранен, а большинство товарищей уже никогда не встречу.
Однажды в начале 1942 г. мы попали под жестокий минометный огонь. Осколок мины впился мне в правое колено. Врачи госпиталя решили, что надо отнять ногу выше колена, но я решительно запротестовал.
Наш госпиталь находился на улице Мира, на Петроградской стороне. Жена и мать разыскали меня и пришли навестить, неузнаваемо исхудавшие, но, как и все ленинградцы, не сломленные круглосуточным артобстрелом, бомбардировками и голодом. От них я узнал, что двоюродные братья Саша и Виктор убиты, а все другие наши родственники умерли с голоду. Выйти из госпиталя с одной ногой значило стать непосильной обузой для еле живых матери и жены. Это было исключено.
Солдат с ранениями, подобными моему, в разных госпиталях набралось более ста человек. Было принято решение перебросить нас через блокаду на самолетах.
Нас отвезли на аэродром и погрузили по 32 человека в старенькие «дугласы». Летчик провел самолет над каким-то лесным оврагом, не поднимаясь выше 20 метров. Потом мы видели лед Ладожского озера, над которым тоже шли на бреющем полете. Приземлились мы в Вологде. Оттуда нас переправили в Свердловск, а из Свердловска еще дальше. Здесь мне вырезали из колена осколок мины, зазубренный, как наконечник стрелы. Осколок повредил нервы, стопа и пальцы не работали, нога высохла, как палка, и я задумался: не лучше ли было бы отнять ее? Лечащий врач сказал: «У вас есть шанс сохранить ногу, и этот шанс — гимнастика. Нога не движется, говорите вы? Так двигайте ее руками!» И вот я целыми днями до изнеможения ворочал превратившейся в палку ногой. Результаты гимнастики стали заметны только через три месяца. Выписался я из госпиталя с одним костылем, инвалидом Отечественной войны II группы.
Шел 1944 год. Блокада Ленинграда была прорвана, и я вернулся в свой родной город. Встретил он меня неприветливо, какой-то мрачный и тихий. По улицам разгуливали огромные крысы. В нашей пустой квартире также было полно мышей и крыс. В городе не было ни одной кошки.
Мать моя погибла от голода, а чудом оставшиеся в живых жена и сын были эвакуированы куда-то в Башкирию. Я приковылял на свой родной завод. Инструментальный цех работал полным ходом. В нем трудилось много женщин и подростков. Мне обрадовались, как выигрышу по облигации. Поначалу я, сколько мог, помогал молодым рабочим осваивать токарно-резьбовые работы.
