Лоренца не заметила, как подошел к ней Калиостро и положил руку ей на плечо.
— Ранняя птичка!
— Да. Я теперь и забыла, что значит рано вставать.
Оба помолчали, смотря на голубую радость за окном.
— Какая простая жизнь, как жизнь младенца! — сказал задумчиво граф и вздохнул.
— Тебе некогда и отдохнуть, Александр! Завтра все узнают, что ты приехал, и поплетутся больные, калеки, твои масоны и желающие подачек. А ты устал, мой милый! Я даже устала, а редко женщины, особенно такие пустые, как я, устают от суеты.
— Мой отдых — делать добро.
Лоренца, помолчав, спросила:
— Александр, ничего не случилось?
— Нет, что могло случиться?
— Я не знаю, я спрашиваю.
Помолчав, она снова спросила:
— Зачем около нас этот С. Маурицио? Он — гад. Я не брезглива и плохо разбираюсь в людях, мне не противны мошенники, я даже г-жу де Ла-Мотт могу находить милой, но этот Франческо, зачем он с нами?
— Его ж здесь нет.
— Да, он ждет нас в Риме, готовит там квартиру.
— Рим! Это моя родина и потом город, который нельзя не любить. Но теперь мое чувство как-то делится: мне и радостно видеть место, где я росла, где мы с тобой встретились, и вместе с тем будто чье-то черное крыло все покрывает. Мне кажется, это от С. Маурицио. У тебя плохие слуги! Вителлини, Сакки, но Франческо мрачнее всех.
— Ты пристрастна к нему. Просто он тебе не нравится, вот и все. Он честный малый.
— Дай Бог.
Солнце, вставая все выше, позолотило голубой утренний свет.
Лоренца опять начала:
— У тебя, Александр, мало друзей и будет еще меньше. У тебя один настоящий друг, это — я, но какой же я тебе друг. Ты знаешь, я нашего брата, женщин, не очень-то высоко ставлю, а самое себя вижу хуже многих. Курица какая-то!
— Что ты сказала? — рассмеявшись, переспросил граф. — Курица? Какие у тебя мысли в голове.
Он обнял еще раз Лоренцу и постоял молча. Лоренца еще раз сказала:
— А все-таки что-то изменилось, и я даже скажу, с каких пор.
— С каких же?
— Незадолго до нашего отъезда из Лондона.
Граф побледнел и закрыл окно, по ошибке закрыл и ставни. Утро исчезло.
— Что ты хочешь сказать, Лоренца?
— Зачем ты закрыл окно?
— Холодно.
— В тебе что-то исчезло.
— Лоренца!
— Что-то исчезло…
— Но что?
— Я сама не знаю.
— Не надо никогда этого говорить!
— Хорошо, я не буду, но это так.
— Это не так, глупая курица!
Калиостро начал одеваться, потом действительно поплелись больные, калеки и т. п., и он позабыл об этом разговоре и лишь гораздо позднее, в римской тюрьме, вспомнил о вызвавших его досаду словах единственного и глупого своего друга, Лоренцы.
