Идет Френкель. Надо прибавить шагу, а то еще, чего доброго, настучит на нас, ему это раз плюнуть.
Улисс… Вдруг пришла на ум двадцать шестая песнь «Ада». Впрочем, почему бы и нет? Выбирать все равно некогда, от часа остается все меньше и меньше. Ничего, Жан умный, он поймет. Уж я постараюсь, чтобы он понял, сегодня я в ударе.
До чего же непривычно, странно пытаться рассказать в двух словах о том, кто такой Данте, что такое «Божественная Комедия», как построен Ад и как там казнят грешников; объяснять, что Вергилий олицетворяет Разум, а Беатриче — Теологию.
Жан слушает меня с огромным вниманием, и я начинаю читать, медленно и внятно:
Lo maggior corno della fiamma antica
Comincio a crollarsi mormorando,
Pur come quella cui vento affatica.
indi, la cima in qua e in la menando,
Come fosse la lingua che parlasse
Misse fuori la voce, e disse: Quando…
[31]Тут я останавливаюсь и пробую перевести. Кошмар! Несчастный Данте, несчастный французский язык!
Тем не менее эксперимент, кажется, продвигается удачно: Жан удивлен и восхищен сходством языков и даже подсказывает перевод, когда я запинаюсь на слове «antica».
А после «Когда» что? Две строчки забыл, провал в памяти. Потом: «Пристал Эней, так этот край назвавший». Дальше опять провал, всплывает обрывок фразы без начала и конца: «…ни перед отцом / Священный страх, ни долг любви спокойный / Близ Пенелопы с радостным челом…»
А вот за строчку «И я в морской отважился простор» — «Ма misi me per I 'alto mare aperto» — могу поручиться и даже в состоянии объяснить, что итальянское «misi те» совсем не то же самое, что французское «je me mis», оно выразительнее, «отважнее», оно означает — вырваться, броситься вперед, ломая преграды, нам обоим понятно это стремление. Морской простор… Жан плавал по морю, он знает, что такое морской простор, когда море так легко, так свободно и естественно уходит за горизонт или сливается с горизонтом, когда вокруг только запах моря… Как живы и как далеки сейчас от нас эти воспоминания!
А вот и Kraftwerk, электростанция, здесь работают укладчики кабеля, и среди них должен быть инженер Леви. Это волевой, сильный человек, не позволяющий себе опуститься; я никогда не слышал, чтобы он говорил о еде. Да вон же он, вернее, его голова над траншеей. Леви видит меня, машет рукой.
Морской простор… морской простор… Помню только, что «простор» рифмуется со словами «с давних пор»: «С моей дружиной, верной с давних пор», а из следующей терцины ни одного слова не помню, впрочем, я даже не уверен, что за чем должно идти. Ладно, не важно. Короче говоря, пускаются они в свое безрассудное плаванье, и достигают геркулесовых столбов, точнее, там говорится, что они входят в пролив в том месте, где Геркулес поставил межи (какая тоска пересказывать содержание терцин своими словами, просто кощунство!), «…чтобы пловец не преступал запрета». Accio che I'uom piii oltre non si metta. Наконец-то удалось выудить из памяти строчку целиком! «Si metta», а там было «misi те», все тот же глагол «mettersi»! Чтобы обратить внимание на его многозначность, надо было попасть в лагерь. Но с Жаном можно не делиться этим открытием, во-первых, оно не такое уж важное, а во-вторых, уже почти двенадцать, а я еще столько всего должен ему объяснить.
