Хаим меня поздравляет, говорит, рана хорошая, по виду совсем не опасная. Он уверяет, будто теперь я смогу немного отдохнуть. Artztvormelder, объясняет он, значит, что ночь я посплю вместе со всеми в бараке, а утром отправлюсь не на работу, а опять в Ка-бэ; там меня осмотрят врачи и тогда уже вынесут окончательное решение. Хаим в таких вещах разбирается, я верю ему безоговорочно. Хаим — мой товарищ по нарам, чуть старше меня, польский еврей, очень набожный, большой знаток Торы. По профессии он часовщик, а здесь в Буне занимается тонкой механикой. Один из тех редких людей, которым сохранять достоинство и уверенность в себе помогает дело, сызмальства освоенная профессия. Он считает, что завтра меня, скорее всего, оставят в санчасти.
Все так и было, как сказал Хаим. После подъема и раздачи хлеба из моего блока вызвали меня и еще троих. Нас отвели в дальний угол площади для перекличек, где уже стояла длинная очередь — Artztvormelder на сегодня. Ко мне подошел какой-то тип и забрал котелок, ложку, шапку и рукавицы. Вокруг смех: не знал разве, что надо было все спрятать или отдать кому-то на сохранение, а еще лучше — продать? Не знал, что в Ка-бэ с этим не пускают? Посмотрев на мой номер, качают головами: Большой номер, новичок, чего от него, дурака, ждать?
Потом нас пересчитали, потом прямо на улице велели раздеться и разуться, потом опять пересчитали, потом обрили щеки, голову и лобок, опять пересчитали, потом повели в душ, потом появился эсэсовец, обошел всех с равнодушным видом и отделил наиболее отечных, потом нас еще раз пересчитали и повторно отправили в душ, хотя мы еще и после первого душа не обсохли, а некоторых бил озноб.
Теперь мы полностью подготовлены к осмотру. За окном белое небо, время от времени проглядывает солнце. В этой стране на него можно смотреть, не жмурясь: постоянная облачность защищает глаз, как закопченное стекло. Судя по положению солнца, сейчас уже больше двух, значит, прощай, суп! Мы уже десять часов на ногах, а голые — шесть.
Второй медицинский осмотр столь же молниеносен, как первый. Врач (в полосатом, как и мы, только номер у него на белом халате, который надет сверху, и сам он в теле, с нами не сравнить) осматривает мою распухшую раненую ногу и мнет ее с такой силой что я кричу от боли. Потом произносит:
— Aufgenommen, Block 23.
Я стою, раскрыв рот от удивления, жду более внятных разъяснений, но меня уже грубо куда-то тащат, набрасывают на голую спину накидку, суют шлепанцы и гонят на улицу: двадцать третий блок находится метрах в ста.
