— Вы понимаете, как мне это было тяжело… тем более что я вас любила… Вы не замечали, что я люблю вас вот уже три года? Мужчины ничего не понимают. Но теперь все будет хорошо. Вы увидите, что я сделаю вас счастливым. Вы заслуживаете счастья, и я так восхищаюсь вами… У вас изумительный характер…
И она осыпала меня комплиментами в течение нескольких минут. Я не испытывал при этом ни малейшего удовольствия; я думал: «Как все это неверно. Я нисколько не добр! Я просто не могу жить без Одиль… Зачем я здесь? Зачем я обнимаю эту женщину за талию…» — ибо мы продолжали сидеть с ней тесно прижавшись друг к другу, в позе счастливых любовников, и я ее ненавидел.
— Миза, как могли вы злоупотреблять доверием Одиль! Как могли вы предать ее? То, что вы сделали, отвратительно.
Она посмотрела на меня ошалелым взглядом.
— А! — сказала она. — Это лучше всего… В результате вы же еще защищаете ее!
— Да, и не нахожу вашего поступка благородным, даже если вы сделали это ради меня. Одиль ваша подруга…
— Была. Я уже не люблю ее.
— С каких пор?
— С тех пор, как люблю вас.
— Но я надеюсь, что вы меня не любите… Ибо я люблю Одиль такой, как она есть, — я смотрел на Мизу с вызовом, она дрожала, — и когда я стараюсь понять, почему я люблю Одиль, мне очень трудно ответить на этот вопрос… Я думаю, это потому, что мне никогда не скучно с ней, потому, что она для меня сама жизнь, потому, что в ней мое счастье.
Миза сказала с горечью.
— Вы большой оригинал!
— Возможно!
Она с минуту сидела задумавшись, потом уронила голову ко мне на плечо и сказала с глубокой страстью, которая без сомнения тронула бы меня, если бы я сам не находился в состоянии страстного ослепления:
— Ну а я вас люблю и сделаю вас счастливым, даже если вы этого не хотите… Я буду верна, я буду так предана вам… Жюльен в Гандумасе. Он не мешает мне. Вы даже можете, если хотите, приезжать ко мне туда, потому что каждую неделю он проводит два дня в Гишарди… Вы увидите: сейчас вы утратили привычку к счастью, я вам верну ее.
— Благодарю вас, — ответил я холодно, — я и так счастлив.
Эта сцена тянулась значительную часть ночи. Наши позы и жесты имитировали любовь, а в душе моей поднималась против нее волна безотчетной и дикой злобы. Но это не помешало нам расстаться нежно, обменявшись поцелуем.
Я давал себе клятву не ходить к ней больше и тем не менее бывал у нее часто за время отсутствия Одиль. Миза обладала невероятной смелостью и отдавалась мне в гостиной своих родителей, куда ежеминутно могла войти горничная. Я оставался с ней до двух или трех часов утра. Почти всегда я был молчалив.
