Ему грозил вылет из школы, хотя оставалось чуть больше года, чтобы её закончить. Но он не раскрывал учебников, не делал домашних заданий, вообще не имел представления, что проходят по программе. Безбожно прогуливал, чтобы отдавать утро своим изнурительным тренировкам, собственные усилия казались ему недостаточными. Если бы завучем не была учительница физики, а парторгом учительница математики, его б уже вышибли, но физику в той степени, как нужно было для школы, он освоил давно, для того чтоб разобраться в физике, стал докой и в математике. Но это уже не спасало.
Он же ещё постоянно ссорился с родителями, издёргавшими его нравоучениями, разговорами о будущем. Больше ни с кем не перекидывался и словом, в школе и на улице держался один.
Но было уже безразлично всё. Он жил от видения до видения. Ждал, как наркоман привычной дозы. Остальное было – цепь тягостных и бесполезных минут. Пустота и боль.
Тогда мама заговорила с ним. В её голове была седина – как он мог не замечать её раньше, – голос был уставшим, надломленным. Сын её был мрачен, зол и угрюм, одинок, ничем не интересовался. Уже не мог скрывать порой многочасовых отключений от действительности, приводивших её в ужас.
Эпилепсия! Спирит до сих пор вздрагивает от этого слова. Он считал себя познавшим чудо, избранником. А его мучает и изводит болезнь, его ум и душа охвачены недугом. Спирит испугался. Люди в белых халатах, строгие, недоступные, властные, слегка кивая, слушали его первые исповеди. Он верил им и чаял обрести свободу. От снов. Оказавшихся галлюцинациями.
Но финлепсин не менял ничего во внезапных приходах и исчезновениях видений. Транквилизаторы, а затем нейролептики отупляли, мутили в голове, делали расслабленным, сонным. Но не могли ослабить вкус ко снам, неодолимую тягу к ним, не смиряющуюся ни перед Разумом, ни перед страхом, приказывавшим вернуться к Реальности.
Врачи не могли помочь ему, не могли научить, что он должен делать, чтобы избавиться от странного свойства. Родители искали новых врачей, профессоров, светил. "Необычная клиника" его сновидений сама по себе вела его на осмотры корифеев.
Его видения, крайне редко повторявшиеся, были слишком разнородны и многообразны для ауры, психосенсорных припадков. Недоверчивые психиатры, сменяя один другого, упорно расспрашивали, проявляя особенный интерес к сновидениям, в которых он ощущал себя проводником чужой воли, либо мысли его становились понятны без знаков и слов, либо он сам чувствовал доступным тайное. Его засыпали вопросами – как? – требовали новых пояснений. Спирит не умел найти подобающих выражений, напрасно пытался рассказать, что пережил множество совсем не похожих видений. Его болезнь становилась эпилептическим онейроидом, шизоэпилепсией, шизофреноподобным синдромом.
