Как презирал потом себя Спирит за тот ужас. Страх перед неведомым. Растерянное смятение слабости. Ведь никогда, никогда за тринадцать лет, он не чувствовал, не мог представить, что можно чувствовать так. Пронзительно остро. Глубже и невыносимее боли.
Как он искал в своей памяти мысли Того, его воспоминания, свежие, жестоко ранящие, и всю жизнь, гораздо более долгую, чем жизнь Спирита, которую ясно видел в те краткие мгновенья. Но всё потерялось, размылось, исчезло в забытьи.
Как силился Спирит понять, что с ним случилоcь, что это было.
Как безнадежно пытался найти слова, чтоб рассказать этот сон. Это видение, Чудо. Впрочем, мальчишки и не собирались его понимать, лишь смеялись и называли фантазером и вралем. Не скоро потом перестали дразнить.
Обида была глубокой. Он спрятал её в себе, поклялся никогда, никому больше не говорить. Утаил даже от мамы, хотя ей привык рассказывать почти всё, что случалось с ним.
Два сновидения. Перевернули его жизнь.
Раз это дважды пришло. Значит, должно было повторяться? Он ждал. Ждал, пряча от насмешек. Что-то чудесное, что открылось ему. Тайное, могучее, неведомое. Что сделает могущественным и сильным. Как оно само.
Он мечтал об этом. В какой-то взрослой книге были вычитаны слова-"спириты", "спиритуализм". Слова никак не объяснялись, что это такое, он совсем не понял, но не стал расспрашивать родителей. Ему понравилось звучание слова. Смутно осознавалась какая-то связь. С двумя снами. Он стал называть себя в мыслях Спирит, тем более, что ему никогда не нравилось настоящее имя. Это начиналось так глупо, но с годами тайное, одному ему известное имя стало привычкой, а данное при рождении стало чужим.
Вот только не было больше снов. Не было почти год. Мечты были напрасны.
Как он мог ждать? Верить, что чудо повторится?
Он быстро потерял эту уверенность. Проходили месяцы, казалось, он позабыл про сны. Казалось, время поглотило, вытеснило из его памяти два коротких сновидения. Как вдруг, нежданно, в мгновения, когда он был предоставлен сам себе, поглощён какими-то мальчишескими думами, видения вставали перед ним, как живые. И тогда исподволь выбиралось дразнящее, щекочущее, терзающее желание повторить, пережить их снова, вернуться к ним. Он ждал их опять и не мог спать ночами. "Что случилось?" – спрашивала мама, осторожно пыталась узнать о школе, о друзьях, о ссорах, о девочках. И он отвлекался, а потом засыпал. Но о том, чего ждал, он молчал. Порой становилось ужасно стыдно этих ожиданий. Пусть он не взрослый, но он не так уж и мал, кто сказал ему, что бывает такое? Но чертовски обидно было расстаться с верой в чудесные сны.
