Он уже обогнал попов, когда кто-то его окликнул:
— Скорешков!
От толпы отделился низкий полный человечек, нагнал его и грубо дернул за рукав.
Скорешков обернулся и вздрогнул.
Перед ним стоял его начальник и строго смотрел на него своими маленькими, как черные пуговки, глазками. И он не успел опомниться, как человечек угрожающе затряс головой и закричал:
— Значит, и вы… Значит, и вы… из тех… С идеями? Против церкви, государства?.. А! Так, что ли? А? Хорошо. Оч-чень хорошо!
В черных глазках-пуговках зажглись злобные огоньки, начальник угрожающе привстал на цыпочки, подняв свое полное тельце. А потом, вытянув губы трубочкой, со своей обычной гримасой возмущения вдруг прошипел:
— Завтра же я тебя уволю!.. Безбожник этакий! Чтоб неповадно было… Затем ли вас государство кормит, чтобы вы его подрывали!
Все было кончено.
Толпа сгустилась. Музыка заиграла. Катафалк закачался вместе с гробом, и попы запели. Запах ладана поплыл в воздухе.
Скорешков стоял и тупо смотрел перед собой.
А маленький потный человечек с глазками-пуговками пристойно шел за покойником и сердито говорил своему соседу:
— В последнее время таких у нас развелось много. А правительство не смотрит… Надо принимать меры против этих идей…
Почтальон Мартин
© Перевод М. Тарасовой
В это утро городской почтальон Мартин с грохотом промчался по каменному мосту.
По быстроте, с которой неслись его вороные кони, было видно, что Мартин сердит. Выпиравшие крылья разбитой желтой коляски стучали, колокольчики на сбруе вторили дребезжанию привязанного сзади ведра, а ржавые рессоры скрипели, как кузнечики.
Стоя на козлах в широкой соломенной шляпе, в короткой кожаной безрукавке и с сумкой, бившей его по боку, Мартин размахивал кнутом, погонял лошадей. Несколько куриц испуганно перелетело через заборы, спавшая на дороге собака лениво отошла в сторону. Коляска протарахтела мимо беленых домов и очутилась за городом. На пыльном шоссе грохот ее стих, кони успокоились и уже не неслись вскачь. Мартин отпустил поводья и сел на козлы.
Белое шоссе, покрытое холодной пылью, выползало, как огромная змея, между последними домами и терялось среди холмов. Утренняя прохлада была пропитана запахом вянущей зелени. Над посеревшим жнивьем висело чистое небо, и его голубизна казалась кроткой и словно застывшей.
Коляска медленно тащилась по шоссе. В безмолвии осеннего утра громко раздавались стук колес и поскрипывание ремней. Почтальон ни разу не обернулся назад. Его сердитый взгляд скользил по пыльным кустам на холмах, из-за которых высовывался краешек солнца.
