И, причмокивая мясистыми губами, принялся рассказывать анекдоты.
Марев его не слушал. Охваченный тихой, успокаивающей грустью, он наперекор ей испытывал все растущее желание сказать Еневу какую-нибудь дерзость.
— Тот кассир вел себя по-дурацки…
— Кто? А, тот. Все равно, как бы он ни поступил, конец один — поймают.
— Будь я на его месте, совсем иначе бы действовал.
— Да брось ты!
Директора сердило, что кассир не желает слушать его анекдоты.
— Меня-то ни в коем случае бы не поймали! — заверил Марев.
— Ну и как бы ты поступил?
— Очень просто. Два года в моих руках ключи от сейфа. Что мне стоит сделать дубликат? Сам бы выточил, без всякого слесаря, даже если б целый год на это ухлопал!
— А потом?
— Потом выправил бы себе заграничный паспорт, например в Париж. Подал бы заявление об отпуске. И в последний рабочий день, скажем в субботу утром, я передаю тебе кассу в полной сохранности вместе с ключом…
— Ну?
— Ну, а после обеда, часа за три до отъезда, когда в банке останется один сторож, возвращаюсь туда под предлогом, что забыл кое-что оформить. Посылаю сторожа за кофе, открываю сейф своим ключом и…
Директор перестал жевать, рот у него раскрылся.
— Вечером сажусь в поезд, а через двадцать четыре часа оказываюсь неведомо где. Ищи меня свищи.
Енев засмеялся.
— Ба! Совсем не так уж глупо. Только как ты провезешь столько денег через границу?
— Чемодан с двойным дном, — развел руками кассир.
— И куда же ты отправишься?
— С двумя миллионами мне всюду будет неплохо.
— А жена?
— К черту жену. Мало, что ли, других? Поеду, скажем, в Италию, оттуда в Египет, потом за океан… куда глаза глядят. Мне бы только мир посмотреть, а там будь что будет! — Марев разгорячился.
Директор усмехался, глаза у него стали маслеными.
— Ты о Фоли-Бержер[17] слышал? — прервал он кассира. — Аптекарь рассказывал, был он там с нашими. Говорил, всемирную выставку посмотреть хочет… Черта с два! Голых баб поехали смотреть да шелк женам покупать.
— Фоли-Бержер — самый большой шантан в Париже, — с досадой вставил Марев.
— А Мулен-Руж, а Ша-нуар?[18]
— Э, да, кабаре…
— Должен тебе признаться, я тоже чуть было туда не отправился, — директор махнул рукой и помрачнел. — Жена загрызла: возьми да возьми ее с собой… Вообще-то Париж не город, а сплошное свинство. Знаешь, что аптекарь рассказывал? Груди, говорит, там у женщин недоразвитые. Сами бледные, малокровные, нет в них этого… сочности. Тощие все.
Подсевший к ним Леке боязливо тянулся к закускам, слушал и неодобрительно жмурился.
