Андронников выкрал половину и в тот вечер вернулся виноватый, не стучал дверцами шкафа и не подавал голоса.
Он лег в темноте, жалкий и одинокий, как раненый зверь. Лежал один в деревянной клетушке, слушал дыхание спящих, доносившееся из соседней комнаты, и думал, что он совсем-совсем чужой этим душам. И то злобные мысли пробегали в его растревоженном уме, то поднималась в душе незнакомая ему до тех пор нежность к этим существам, которые отвергли его и жили одни. Вина бросала его в отчаяние, одиночество пробуждало жалость к себе, и он плакал, охваченный желанием упасть на колени перед женой и во всем ей признаться.
Но утром проснулся злой и сердитый, дождался, когда жена выйдет из дому, и выкрал все остальные деньги.
Два дня он пьянствовал. Жена ложилась рано, измотанная за день работой, и когда Андронников возвращался поздно вечером, она уже спала, завернувшись в чергу[2] вместе с детьми. Он вставал перед маленьким оконцем и долго смотрел на спящих, на их бледные измученные лица, по которым пробегали отсветы мерцающей лампады.
— Василка, — стучал по стеклу Андронников, — открой, Василка!
Жена куталась в чергу и поворачивалась к нему спиной.
Лндронников боязливо укладывался в другой комнатке и тайком плакал. Потом его разбирала злость — сначала на самого себя, а после и на жену, он ненавидел ее, хотя и сознавал, что виноват-то он, что он — вор.
На третий день она полезла за деньгами. Было раннее утро страстной субботы. В полуоткрытую дверь Андронников видел, как она роется в наволочке, как перекладывает и отшвыривает подушки и сухими дрожащими руками ощупывает всю постель.
Сердце его сжалось от стыда и раскаяния. Он свернулся под одеялом и подло притворился спящим. Он ожидал, что она придет к нему. Но она не пришла, и он услышал тихий плач. Она плакала в кухне, сидя возле очага, и оттуда доносились ее хриплые рыданья.
Потом она исчезла куда-то, и он оделся и вышел. У ворот они столкнулись. Жена не взглянула на него, и Андронников понял, что она его презирает. Ему захотелось остановить ее, попросить прощения, но ее холодное решительное лицо его испугало. Целый день он бесцельно шатался по кривым улочкам города, обошел все кофейни и под вечер, усталый, голодный и раздавленный, решился заглянуть домой.
В крашенной охрой кухоньке, закопченной, полной пара, запаха мыла и помоев, жена купала двух мальчишек, и их мокрые голые тельца с большими головками блестели под лучами керосиновой лампы.
