Белобрысая девчонка остановилась. Прислушалась, обернулась и подошла к забору. Там, за забором, кроме детского нлача, слышалась какая-то возня. (Это Степан пытался запихнуть соску в Лидкин рот.)
— Замолчи ты, замолчи, ненормальная! Кому говорят!
— Эй, кто там ребёнка мучает?! — забарабанила в забор курносая.
Стёпа сейчас же бросил Лидку и в страхе прижался спиной к забору. А Лидка от такого громкого рёва сразу не могла остановиться и продолжала всхлипывать, хотя уже наполовину тише.
Белобрысая всё барабанила и барабанила кулаком в забор. У Степана в поплавке даже звон пошёл. И зачем он прижался к забору? Уползти бы куда-нибудь подальше, но шевелиться он боялся. А чего он, собственно говоря, боится? Что ему может сделать какая-то незнакомая белобрысая девчонка? Ничего не может. Ну абсолютно же ничего. И Степан пошевелился. Отодвинулся от забора. Звенеть в поплавке перестало.
Так у Стёпки бывало всегда. Сначала испугается, задрожит, а потом разберётся, что к чему, и страх проходит.
«А может, она надёжная? — вдруг подумал он. — Взять да и попросить её помочь. Ещё неизвестно, что Борис и Лёвка сделать сумеют».
— Эй, чего, барабанишь? Забор трясётся! — подал голос Степан.
— А ты не мучай ребёнка!
— А никто не мучает никакого ребёнка!
— Нет, мучаешь, я же слышу.
Степану показалось, что девчонка лезет на забор смотреть, как он мучает несуществующего ребёнка и стучит уже не руками, а ногами. Он даже поплавок вверх поднял посмотреть, не видна ли её голова. Но головы над забором пока не было.
— Знаешь что? Перестань стучать, я тебе дело скажу.
— Какое дело?
Стук прекратился.
— Иди вон туда, на угол, я там скажу.
И Степан на четвереньках пополз к углу забора, где росла такая густющая, такая высоченная крапивища, что верхушки её смотрели в переулок через забор. Уж в том месте девчонка ни за что на забор не полезет: побоится крапивы.
Следом за Степаном поползла и Лидка. Она уже не очень всхлипывала.
Вот они, совершенно обкрапивленные, долезли до угла. Белобрысая девчонка, которая давно была там, заметила, что верхушки крапивы в углу зашевелились.
— Ну, что? Какое дело?
— Вот, понимаешь… — Степан замолчал.
Если бы здесь были Лёвка или Борис или у Лидки нормальная голова, то они живо объяснили бы всё, как надо. А он, Степан, не умел рассказывать. По натуре он был очень тихий и молчаливый парень, этот Стёпа-поплавок. Ну как, какими словами всё объяснить? Лидке он погрозил пальцем, чтоб молчала, а то всё дело испортит.
