(перед глазами учеников был Елеон):
двигнися и верзися в море, будет. И вся, елика аще молящеся просите, веруйте, яко пришлете, и будет вам (Мф. 21, 21–22; Мк. 11, 23–25). (Не для того ли, между прочим, и проклята смоковница, чтобы показана была на опыте ученикам сила веры? Богочеловек, совершенно зная Своих учеников, не мог не предвидеть, что исполнение проклятия над смоковницей приведет их в изумление и даст Ему повод преподать им незабвенное из-за этого случая для них наставление в вере.) Но вы должны твердо знать, присовокупил Господь, что, приступая в такой молитве, вам надобно прощать все, что вы имеете на кого-либо; иначе и Отец Небесный не простит вам согрешений ваших; а без этого прошения ваши не могут иметь никакой силы (Мк. 11,25.26).
Последнее наставление, по-видимому, совсем неожиданное, было весьма благовременно для учеников, которые имели в нем большую нужду, и именно теперь. Ибо, при всей доброте их сердца, в них еще не было того бескорыстия и самоотверженности, которые так необходимы людям, предназначенным быть непосредственными провозвестниками воли и путей Промысла и, вследствие этого предназначения, обладающим властью повелевать силами природы. Для них, например, казалось еще похвальным делом низвести с неба огнь для истребления целых селений за то единственно, что жители их не оказали Учителю и им должного уважения (Лк. 9, 54). При таком расположении духа учеников вчерашний поступок их Учителя со смоковницей, будучи превратно понят, мог усилить в них ту неправильную и недостойную мысль, что Посланник Божий имеет право употреблять дар чудес по личным Своим побуждениям и даже для отомщения врагам Своим. Тем нужнее было напомнить, что вера без любви ничего не значит как во всяком человеке, так особенно в Посланнике Божьем. Ученики, без сомнения, поняли, к чему клонилось наставление о прощении обид. Между тем, наставление это весьма полезно теперь и для нас тем, что решительно показывает, в каком расположении духа проклята смоковница. Если бы это был поступок по личному неудовольствию, то поступивший таким образом не стал бы рассуждать по этому случаю о великодушии и любви к врагам.
Ученики молчали, несмотря на то, что обещание, данное Учителем, было еще чудеснее поступка Его со смоковницей; молчали потому, что Господь говорил с особенной уверенностью и что чудесное в деяниях Его давно расположило их верить беспрекословно всему чудесному в словах. Подлинно чудесному! Обещать человеку, что он будет одним словом переставлять горы!.. Такое обещание надлежало бы почесть каким-либо иносказанием, даже мечтательностью, если бы оно дано было не Тем, Которого слова суть:
