– То есть вы согласны «немного готовыми» идти и воевать с исчадиями ада, совершенно не надеясь на победу?
Об этом Крупенников старался не думать. О поражении вообще нельзя думать. Нет, конечно, просчитывать нужно разные варианты. И отступление временное, и оборону против превосходящих сил противника. Но нельзя думать о том, что завтра вот того паренька убьют. С ума можно сойти от такого. А гибель любого из офицеров батальона Крупенников воспринимал именно как личное поражение.
– Мы на победу не надеемся. Мы в нее верим и готовим ее, – упрямо ответил комбат.
– Верно, – согласился отец Евгений. – Это правильно. И вы готовитесь жизни отдать за вот этих вот смешных для вас ребяток.
Священник не спросил.
Священник утвердил.
Комбат промолчал. Потому что… У них была возможность отказаться от войны. Штыки, как говорится, в землю. Но совесть не позволила. Он чувствовал ответственность перед людьми, которые не могут сами себя защитить. И, хотелось бы надеяться, не он один…
– За други своя… – печально произнес отец Евгений. – Нет высшей доблести, нежели отдать жизнь за други своя, товарищ майор. А эти вам даже не други.
Потом помолчал и добавил:
– Так кто из нас больше православный? Вы, идущий на смерть, или я, благословляющий вас на эту самую смерть? Понтием Пилатом буду, ежели умою руки и не пойду с вами.
Крупенников рывком встал и заходил по комнатке. Мозги кипели. Поп не отводил от него глаз.
– Объясните мне, почему это я должен поставить на довольствие священника в батальон, состоящий из атеистов? Почему не мусульманина или пастора какого-нибудь?
Отец Евгений пожал плечами:
– Собственно говоря, это их проблемы. Я – пришел. И это есть непреложный факт.
– Угу. А за вами другие потянутся.
– Вряд ли. Вот увидите.
– Это еще почему?
– Издалека благословят – и дело с концом. Вы же атеисты!
– А замполит у нас, между прочим, еврей!
– Нет ни эллина, ни иудея перед Богом, – пожал плечами отец Евгений.
– На все-то у вас ответ есть, – вздохнул Крупенников, садясь обратно на стул.
– Так ведь служба такая, – развел руками священник. Потом вдруг засуетился, снял, наконец, рюкзак и достал оттуда фляжку.
– Коньячок вот святые отцы послали. Монастырский. Может, по капельке?
– Сухой закон у нас, – буркнул Крупенников, мгновение поколебавшись. – И вам не рекомендую. Какой же вы священник, ежели бухать будете с утра?
– Что ж тут бухать-то? – с удивлением воззрился на литровую фляжку отец Евгений. – Между прочим, первое чудо, которое Христос по Святому Евангелию сотворил, есть чудо превращения воды в вино. На свадьбе к тому же.
