Перебитая тропа. О поэте Евгении Забелине | страница 10



.

Летом того же года в компании с Павлом Васильевым отправился в Омск — возможно, после известия о смерти отца. «Рабочий путь» кончину священнослужителя оставил, понятно, без внимания. Зато на фельетон о приехавших поэтах не пожалел ни места, ни желчи[29]. Назвал свой труд неведомый Вадим И-ч «простенько, но со вкусом» — «Мышиные жеребчики». Вадим И-ч не снизошел до стилистических замечаний. Замечания — не его жанр, он специализировался на разоблачениях. Отсутствует разве ссылка на достопамятную 58-ю статью — она на подходе…

Зое Суворовой Забелин представил собственную версию случившегося и, чтобы подчеркнуть, насколько все изменилось, добавил: «С.П.Васильевым вижусь очень редко, раз в три-четыре месяца. У нас с ним в данное время разные интересы и разная жизнь». Через страницу-другую в письме — небезынтересное признание: «Стихов пишу мало; медленно, но верно перехожу на прозу. Поэзии, само собой, не оставлю, я обречен на нее жизнью и судьбой»[30].

Больше в родной город Забелин не возвращался, лишь проезжал мимо — по пути на Колыму.


В 1992 году были опубликованы протоколы допросов писателей, арестованных в начале тридцатых в Подмосковье. Понаехали в Москву, о чем-то разговоры разговаривают — не антисоветские ли?..

Сначала взяли Павла Васильева. На первом же допросе он приговорил вчерашнего друга: «<…> сын митрофорного протоиерея. <…> Ярый ненавистник советского строя, сторонник диктатуры на манер колчаковской. <…> Автор многочисленных к-р стихов»[31]. Написанные Забелиным в тюрьме строки дают некоторое представление о характере предъявленных обвинений:

Прищурьте, следователь, взор —
Здесь жизнь напряжена.
У вас глаза глядят в упор
И голос — как струна.
Костюм светлее синевы
И гибкая рука,
И декламируете вы
Стихи про Колчака…

До тридцать седьмого оставалось пять лет, и приговор по «делу № 577559» вышел сравнительно мягким. Николая Анова[32], Евгения Забелина, Сергея Маркова, Леонида Мартынова отправили на три года в ссылку — «под административный надзор». Есть сведения, что какое-то время они находились в совхозе на берегу Белого моря. В отношении Павла Васильева и Льва Черноморцева[33] ограничились «подпиской о невыезде за пределы г. Москвы».

Маршруты сибиряков затем разошлись по Северному краю. Мартынов оказался в Вологде, Марков — в Мезени, а потом — в Архангельске, Анов — в Великом Устюге, Забелин — в Сыктывкаре. Годы были еще не самые свирепые, и ссыльным разрешили печататься в местных изданиях.