Галь покровительственным жестом обняла Барни за талию.
— Теперь я хорошо поняла вашу тупость, господа. Менделла все любят.
— Все, за исключением одного, — уточнил Карлтон.
— Значит, вы мне верите? — Менделл погладил руку Галь. — Вы убедились, что я ничего не выдумываю и что кто-то на самом деле стрелял в меня?
— Похоже на то, — ответил Карлтон. — Но почему бы вам не вернуться с нами в город, Барни, чтобы мы поместили вас в надежное место, пока не проясним эту историю?
— Еще чего не хватало!
— Это просто предложение, — Карлтон надел шляпу. — Мы, вне сомнения, еще вернемся.
Галь сжала губы и топнула ногой.
— Могу ли я задать вам один вопрос, инспектор?
— Конечно.
— Здесь, в Лайк-Форест, занимаете ли вы какое-либо официальное положение, и распространяется ли сюда ваша власть?
— Нет.
Углы рта Галь опустились, и глаза ее приняли выражение, присущее избалованной девчонке. Она подняла волосы на затылке и дала им упасть.
— Тогда уходите отсюда и больше не возвращайтесь. Перестаньте терзать Барни. В противном случае завтра утром я отправлюсь в Чикаго и повидаюсь с шефом полиции. Надо попросить, чтобы вас уволили со службы.
Инспектор Карлтон устал. Он сегодня надел две пары носков и мечтал снять их. Он также мечтал о чашке кофе, но все же терпеливо ответил:
— Да, это так, мистер Менделл, я с этим согласен.
Пальцы Галь сжались на руке Менделла, как когти молодого кота, когда инспектор Карлтон и лейтенант Рой пересекли холл, подошли к двери и спустились по ступенькам, оставив за собой открытую дверь. Менделл смотрел, как они садились в свою машину. Он радовался присутствию Галь, ее близости, красоте ее тела, ее пальцам, впивающимся в его кожу. Но одновременно у него появилось странное ощущение: Барни почти сожалел, что не уехал вместе с Карлтоном и Роем.
Бог знает почему, но он чувствовал себя в западне.
Это напоминало Менделлу обед вместе с матерью на траве в Сан-Бонифацо в первую годовщину смерти отца, когда они еще не привыкли к его отсутствию, когда им хотелось быть вместе с ним и не о чем было говорить. Трава в этом году выросла такой же высокой, как и тогда. Барни словно чувствовал ее густоту вокруг своих щиколоток сквозь шелковые носки.
— Соли? — спросила Галь.
— Спасибо.
— Менделл посолил и протянул солонку мистеру Эбблингу.
Тот покачал головой.
— Нет, спасибо, Барни.
Столовая была большой, с высоким лепным потолком. Ее будто бы наполняли блуждающие тени, пытающиеся ускользнуть от пламени горящих в камине дров. Кроме этого пламени, единственным другим освещением служило желтое пламя свечей, вставленных в серебряный канделябр. Голос мистера Эбблинга бурчал что-то малоинтересное. Из вежливости Менделл старался слушать его, но вместо этого он услыхал только поскрипывание двери вдалеке да стук собственного сердца. Снаружи иней покрывал стекла высоких окон, северный ветер раскачивал деревья, заставляя гнуться клены и ветки старого дуба.
