Мы с бароном Корреа обсуждали общих знакомых в Барселоне. Он знал Гарсиа, моих соседей. Барон Корреа и дон Гарсиа заседали вместе в королевском совете, когда там решалось, сколько будет взиматься ежегодной подати с мусульман на новых территориях Каталонии. Несколькими годами раньше один из сыновей Гарсиа отправился в крестовый поход, и барон Корреа спросил меня, получала ли семья от него какие-нибудь весточки. Я сказал, что не получала, но объяснил, что они продолжают надеяться на возвращение сына.
— А ты в это веришь, Франциско? — спросила Изабель.
«Конечно верю», — должен был ответить я. Именно такого ответа от меня и ожидали.
— Нет, Изабель, — сказал я. — Время от времени я бываю в их доме, и там пахнет смертью.
Разговор резко оборвался.
Это было весьма неосторожное замечание с моей стороны. Я высказал свои мрачные размышления на первом же обеде в Жироне. Идиот! Но я просто не смог удержаться.
Однако Изабель не испугалась.
— А как пахнет смерть? — спросила она.
Ужасный вопрос, однако я сам спровоцировал его.
— Изабель, дай нашему гостю спокойно поесть, — вмешался барон Корреа.
Он улыбнулся мне настороженной отеческой полуулыбкой, призывая хранить молчание.
Однако мне задали вопрос, и я собирался на него ответить. Я вспомнил запах, наполнивший нашу с Серхио спальню после его смерти.
— Так пахнет в комнате, заполненной фимиамом и цветами, — сказал я, — сладко.
— Какими именно цветами? — спросила Изабель.
— Белыми розами, — ответил я. — Так они пахнут перед самым увяданием.
Наши глаза на мгновение встретились; казалось, Изабель серьезно размышляла над моими словами. Андре нервно играл ножом, барон Корреа подливал вина в полные стаканы.
Неловкое молчание прервал неожиданный взрыв смеха Изабель. Неудержимый, необузданный, неуемный. Никогда раньше я не слышал, чтобы кто-нибудь так смеялся. Она пыталась приглушить смех, закрыв рот рукой, но напрасно.
Я в недоумении уставился на нее. Неужели это та самая девушка, в чьих серых глазах читалось невыразимое страдание? Как она могла, видя эту темноту, зная ее, смеяться на ее пороге?
Только смех Изабель нарушал теперь тишину комнаты: казалось, все остальные перестали дышать. Барон Корреа настороженно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Андре нахмурился.
А я все еще смотрел на Изабель, пытаясь разобраться в ее противоречивом характере. Она тоже смотрела на меня, пока ее смех безудержно переливался через стол, выплескивался в открытые окна и двери. Я уверен, что крепостные, отдыхавшие в своих домишках после тяжелого дня, слышали отзвуки этого смеха.
