Трое командующих решили напасть на замок через два дня. Нам оставался один день для того, чтобы подкатить башню к передовой линии. Рамон объяснил нам план сражения: под прикрытием заградительного огня баллист три войска — ордена Калатравы, госпитальеры и силы дона Фернандо — нападут одновременно с двух сторон. Орден Калатравы и госпитальеры объединенными силами бросятся на западные стены замка, нашим главным козырем станет осадная башня, с которой мы вступим в бой. Войско дона Фернандо ударит с востока.
Ту ночь пятьсот инженеров-госпитальеров провели с лопатами и мотыгами в руках, выравнивая широкую полосу, по которой наше сооружение покатится прямо к замку. На рассвете к гигантской машине привязали веревки и шкивы, и команды госпитальеров, сменяя друг друга, потащили башню к замку.
Рыцари Калатравы вооружились еще до рассвета. На боевых лошадях мы охраняли осадную башню, на тот случай, если неверные вышлют отряд, чтобы обстрелять или полностью разрушить сооружение. Однако никто не появился. Мы провели целый день и добрую половину ночи, наблюдая за изнурительными усилиями рабочего отряда госпитальеров, медленно продвигавших башню вперед. Каждые четверть часа госпитальеры останавливались, чтобы очистить грязь с осей колес.
В наступивших сумерках пошел слабый дождь. Один из инженеров, шагавших впереди башни, поскользнулся, и я услышал, как хрустнули его ребра, словно переломленный пучок прутьев. Мы добрались до лагеря барона Берньера как раз перед наступлением темноты — чтобы протащить башню на одну милю, потребовалось двадцать два часа. Пока наши оруженосцы стягивали с нас доспехи, мы наслаждались запахом оставшегося от ужина мяса, зажаренного на вертеле прошлой ночью. Вдали виднелись очертания крепости, но мы не обращали внимания на эту каменную громаду. Наши тела жаждали сна, глаза слипались.
Не прошло и двух часов после того, как мы устроились в брезентовых палатках, приготовленных к нашему приходу, как один из пеших госпитальеров разбудил нас печальной мелодией флейты — флейта пела голосом сирены, подав торжественный сигнал к бою. Мы зевали и трясли головами, пытаясь отогнать тревожных духов, посетивших нас во сне. Дождь закончился, появилась радуга — «золотая радуга Ноя», как назвал ее дядюшка Рамон. Оранжевая, изумрудно-зеленая, синяя и желтая дуги раскинулись в небе над долиной.
Сквозь легкий туман вырисовывался замок. Серые каменные стены выглядели отчужденными, равнодушными сколько перед ними прошло и сгинуло в их тени воинов разных наций! Стены вздымались в небеса, на открытых круглых башнях толпились сарацинские лучники. Я видел, как стоя на парапете башни, один из врагов устремил взгляд на наш лагерь. Возможно, это был такой же рыцарь, как и я, а может, один из командиров, подсчитывавших, сколько нас и насколько мы сильны. Я впервые увидел врага-мусульманина из крови и плоти, пусть и с большого расстояния. Я с трудом мог разглядеть его силуэт, но все же ощутил прилив тревоги, смешанной с возбуждением, — в тот день я вполне мог встретиться лицом к лицу с этим неизвестным воином.
