— Что, горит? — спрашивает Сальмон.
— Горит! У меня внутри горит.
— Ничего, подождешь.
— Восемь месяцев, восемь месяцев! — завывает Мошон.
— Спешка — от дьявола, — постановляет Сальмон, — заедем на минутку, пропустим по рюмочке новенького…
А вот и Ехуд. Хата Шимона. Музыкальный гудок. Открывается окно. В окне голова Шимона. Какие гости! Открывает. Входят в салон.
— Попейте чай с мятой, свеженькая с огорода.
— Чай — для больных, — вскипает Охайон, — а что, суперорудие еще не остыло?
— Остыло, о чем разговор, но упаси вас Бог пить на пустой желудок. Сначала что-нибудь на столик поставим.
— Да на фиг! Домой! — требует Мошон, но на его страдания никто внимания не обращает.
Садятся, стало быть, за столик. Ничего особенного. Так. Вареное, жареное, тушеное, запеченное, фаршированное, маринованное, соленое. Пару кусочков барашка с рисом. И тут приносит Шимон бутылочку суперорудия. Каждый глоток — удар землетрясения. Пьют за здоровье Марго, которая в конце концов возвратилась к Мошону. За здоровье жены Шимона, которая накрыла столик. За здоровье Шимона, которые придумывает такие орудия, которые ни в одном магазине не достанешь даже за тысячу. Не забыли выпить и за здоровье Алькоби, который специально поехал из Франкфурта в Салоники, чтобы отправить Марго самолетом. Вот что значит хороший товарищ. А тут и бутылочка кончилась. Шимон тут же другую тащит.
— Все, с меня хватит, — говорит Мошон, — еще рюмка, и я выхожу из игры.
— Постыдись, Мошон, будь же мужчиной! — говорят ему.
Приканчивают и вторую. Говорят: привет, большое спасибо.
— С превеликим нашим удовольствием, — говорит Шимон, — будете в наших краях — заходите.
Мошон встает. Пытается идти. Падает на стул.
— Ну, — говорит, — в ногах у меня перекур.
Хаим Вышибала берет Мошона, как какой-нибудь пакетик, и направляется с ним к машине. Магнитофон играет "Караван-патруль". Все отбивают ритм. Даже Марго, которая всю дорогу молчала, начала отбивать ладонью ритм и петь. А тут Сасон говорит:
— Кажись, полбутылки арака забыли у Хазбона. Это его обидит.
— Ну, так заедем к нему, — говорит Охайон.
— Не надо! — скулит Мошон.
— А что? — спрашивает Сальмон.
— Домой, домой, — молит Мошон.
— А что, горит? — спрашивает Салмон.
— Восемь месяцев! Восемь месяцев! У меня там все переполнено!
— Спешка — от дьявола, — постановляет Сальмон как ни в чем ни бывало и поворачивает назад.
Останавливаются у кафе Хазбона. Малыш Царфати уже опускает ставни заведения. Двое стоящих на тротуаре видят "мерседес" Сальмона и быстро уходят. Яффские заходят внутрь. Те, кто сидят там, внутри, за картами, прекращают играть. Все молчат. Только страх говорит сам за себя. Хазбон выходит из кухни. Какие гости! Хазбон глубоко вздыхает.
