Из "Яффских рассказов" (8 рассказов) | страница 12
— Ну чего там?
— Пошли звать тетку.
Все молчат.
— Эй, ребята, — взрывается Абу-Хасан, — это ж каждая минута — может, сто лир!
— Да ладно тебе, — ласково успокаивает его Сальмон, — что такое сегодня сотня лир?
— Алло, алло! — орет в трубку Мошон.
Тут старуха со двора приходит с кастрюлей толченой фасоли, быстро лопочет что-то Абу-Хасану по-арабски.
— Тихо, старая! — осаживает ее Сальмон, — с Грецией говорим!
На сморщенном лице старухи появляется удивление:
— С Грецией?! Ить далеко! Как слышно-то?
— Твое какое дело? — набрасывается на нее разозленный Абу-Хасан.
— Слышно, как из Тель-Авива, — спокойно говорит Сальмон.
Снова Мошон лопочет по-ихнему. Затем замолкает и оглядывает всех умирающим взглядом.
— Нету тети, — говорит он в отчаянии. — Куда пошла — не знают, когда вернется — не знают.
— А про Марго ты спрашивал? — волнуется Сальмон.
— Там вообще не знают, кто это — Марго.
Абу-Хасан звонит на почту, выясняет тариф с Грецией.
— Да ладно тебе суетиться, — говорит Сальмон, — счет за телефон мне отдашь.
Абу-Хасан глубоко вздыхает, и во вздохе его слышится отчаяние.
Ребята возвращаются к столу.
— Так жарко никогда еще не было, — констатирует Сами.
— Пусть еще пива принесут, — говорит Сальмон.
Мошон в своем кресле как мешок распростерся.
— Хреново, — говорит Мошон, — когда ночью просыпаешься и понимаешь, что ты один и никого нет рядом, а кровь в теле как оркестр играет, и ты просто с ума сходишь, и готов от злости грызть железные прутья кровати. Плохо, когда хреново. А хуже всего, когда посреди ночи…
Мошон вдруг начал икать и крупные слезы выкатились из его глаз, да так и остались на щеках…
— Что с тобой? — спрашивает Сальмон.
Мошон склоняет голову, и из его горла вырываются сдавленные вздохи пополам с икотой.
— Бедняжка, — хлопает его по плечу Сами, — видать, арак не пошел.
Мошон продолжает икать рыдая и рыдать икая.
— Что вы хотите? — говорит Сасон, — человек целый месяц провел взаперти, дом его закрыт, а птичка улетела к тете в Грецию. Таки плохо!
— Ну, ладно, — утешает его Сальмон, — птичка твоя улетела, но разве других мало? Подыщем тебе кого-нибудь.
— Вот, скажем, румынка, как ее… Шошана, — предлагает Сасон.
— Да не приведи Господь, — парирует Сальмон, — человеку в день рожденья положен товар получше. Как насчет Розетты?
Тут Сами издает львиный рык.
— Ну, чего? — недовольно спрашивает Сальмон.
— Розетта? Такая толстая — в такую жару?
— Вот-вот! Это как раз то, что нужно человеку после месячного воздержания, — отвечает Сальмон, — давай поищем ее.