Все взгляды устремляются на Йоси-грузина, который с сукинсыновской ухмылкой сжался в комок на своем стуле.
— Это наш товарищ, из Ашкелона, — успокаивает Сальмон.
— Хорошее место Ашкелон, — кивает Вентура, — сухо там летом, море — просто класс. Слышал я, там фальшивые удостоверения личности раздают. У вашего товарища есть удостоверение?
— Дай ему свою ксиву, — говорит Сальмон Йоси. Йоси вынимает помятое, потертое синее удостоверение[9]. Лейтенант берет, внимательно сличает фотку со скрючившимся оригиналом.
— Ладно, — говорит лейтенант, — гуляйте пока. Глядите только, чтоб у вас стол не обломился под тяжестью бутылок.
И кладет удостоверение меж тарелок.
— А мы тут день рожденья Мошона справляем, — говорит Сальмон.
— Да что ты говоришь? — поднимает лейтенант рыжие брови. — Сколько же ему стукнуло?
— Двадцать восемь.
— Большой мальчик уже.
Тут тесть приносит чай с мятой. Лейтенант оборачивается в сторону кухни:
— Все в порядке, Абу-Хасан? Ребята не обижают?
— С чего бы это им меня обижать?
— Действительно, — посмеивается лейтенант, — хорошие ребята. Один в одного.
Полиция удаляется, и Сальмон начинает с шумом прихлебывать чай, сплевывая листья мяты.
— Схожу-ка еще раз отолью пива, — говорит Сасон.
— Доконали меня эти горячительные напитки, — говорит Мошон Сальмону, — спать хочу — помираю.
— Ладно, — говорит Сальмон, — пошли звякнем в Грецию.
Идут к стойке бара. Сальмон отставляет в сторону тарелки с шакшукой[10] и оливками.
— Дай-ка сюда телефон, — говорит он Абу-Хасану.
Тот вытаскивает из-под стойки телефон:
— У вас местный разговор? — Ага, местный. Салоники, — утешает его Сальмон.
— Салоники — это Греция, — дыхание Абу-Хасана становится шумным и тяжелым, — с этого телефона за границу не звонят, — безнадежно пытается он отбиться.
— Ничего, не звонили, теперь будем, — миролюбиво заявляет Сальмон.
— Это же уйма денег!
— А что, мы тебе разве не заплатим? — Сальмон глядит на него долгим взглядом, вначале нахмурившись, а затем — улыбнувшись.
— Ну ладно, еду я не считаю, но выпивка… пятнадцать "Амстелей", три арака…
— Ну, звони давай! — кричит Сальмон Мошону.
Мошон отряхивается от расслабленной дремы, подходит, хватает трубку. Алло, алло! Быстро так лопочет чего-то греческого, свободной рукой жестикулирует по-ихнему, орет, волнуется. Кладет трубку на стойку. Сил у него больше нету говорить — показывает жестом, чтоб дали сигарету. Сасон вынимает пачку. Зять Абу-Хасана тут же с зажженной спичкой на цырлах шестерит. Сам хозяин заведения кладет серую салфетку на стойку, закуривает.
